Белая таежка

Головина Галина

Ванюшка сидит мрачный, насупленный. Глаза ему песком запорошило, и он все никак не может проморгаться. Хлопает белесыми ресницами, которые кажутся седыми на его багровом, загорелом, исхлестанном песком лице.

А мне уж и свет белый не мил. Глаза бы мои ни на что не глядели. Сколько старались, работали, денежки копили, волновались... И все коту под хвост! Нет у нас больше мотора. Был да сплыл!

Какой большой ветер

Напал на наш остров...

канючит Кольча.

– Да заглохни ты!
– не выдерживает командор, однако сам же

добавляет горечи: - Пошли по шерсть, а вернемся стрижеными...

Страшно даже подумать, какой позор ждет нас в деревне. Ведь мы же наобещали, что фильм про строителей снимать будем. Думали, золото найдем, тогда все и откроем в школе. А вот теперь и не золота, и не фильма...

Чак виновато поглядывает на нас, развалившись чуть поодаль, Дружок беспечно хвостом помахивает, этому все трын-трава. А Чак понимает, чувствует: беда случилась. Большая беда.

Нет, он нисколько не виноват, что у нас мотор украли. Сами мы виноваты, что бросили его в лодке. Ураган налетел внезапно, по-разбойничьи, как из-за угла. Волны бились о камни, лес трещал, несло песок и гальку, сломанные сучья... А ворюга хитер, он подбирался к нашим лодкам с подветренной стороны, мы видели его следы у воды на мокром песке - полусмытые. Чак и не учуял поэтому.

– Никогда себе не прощу, какого лешего я вас на взгорок потащил палатку ставить!
– хаманит-виноватит сам себя Ванюшка. Дедушку Петрована вспомнил: "Тумана болотного пуще огня бойтесь, парнишши!"

– Знал бы где упасть, так соломки постелил!
– пробурчал я.

Ванюшка поглядел на меня, криво усмехнулся и смахнул набежавшую слезу с воспаленных глаз.

– Прогнозист, горе луково! И у меня, как назло, из головы вылетело: "Солнце в тучу, будет взбуча!"

– Там и не туча была, а всего-то обрывок маленький!
– оправдываюсь я хмуро.

Да дело вовсе и не в этом. Закат был багровый, значит, к ветру. Как я мог позабыть? Но что же изменилось бы, если бы даже я и не ошибся, предсказал бурю? Ничего ровным счетом! Потому что у нас такой моды нет, чтобы лодку, как кобеля, на цепь сажать, а моторы прятать подальше. Даже пришлые туристы-дикари, которые все глубже стали летом просачиваться на Север, и те не пакостят в тайге. В тайге люди чище, требовательнее к себе становятся, оставаясь наедине с природой.

Какой большой ветер

Напал на наш остров,

надоедливо начинает крутиться у меня в голове.

Кольча уверяет, что это не просто кража, а самая настоящая диверсия. Кому-то очень не хочется, чтобы мы плыли к нагорью. А это значит, что мы на верном пути.

– Брось ты!
– брюзгливо начал Ванюшка.
– Упер какой-то варнак мотор, а он и рад стараться, развел турусы на колесах.

Летом наш командор месяцами пропадает на лосиной ферме у отца, а там очень много таежных старичков чалдонов этим мудрым делом занимается, одомашнивает животных, вот и понабрался у них всяких присказок да поговорок. Поначалу вроде бы щеголял он такими словечками, а потом вошло у него в привычку.

–

Если бы это был обыкновенный вор, то он бы и шитик наш со всем добром угнал, - возражает без особого воодушевления Кольча.

– А ты как отсюда выберешься?
– иронически усмехнулся Ванюшка.

– Меня пожалел?

– Себя!

– Не доходит!
– обескураженно роняет Кольча.

– Если ты с голоду в тайге загнешься, кто отвечать будет?

– Резонно!
– соглашается Кольча.

– А за мотор много ли ему припаяют?

Кольча замолкает, не меняя позы, ворошит песок каблуком кованного железом горного ботинка. Я бездумно смотрю на ворону-растрепу, севшую на ближнюю сосну. Должно быть, и ей крепко перепало, намял ураган бока, сидит измученная.

Какой большой ветер

Напал на наш остров,

навязла у меня в зубах нудная Кольчина песня.

– Накаркал! Приключений ему, видите ли, захотелось!
– зло уел я Кольчу.

Он мне ничего не ответил и даже головы не поднял.

– А не Галкина ли это работа?!
– вдруг кольнуло меня через минуту.

– Мели, Емеля!
– устало отмахнулся Ванюшка.

В прибрежном ивняке, загородившем от нас протоку, послышалось вдруг какое-то бульканье, и оттуда вынырнула Галка в своей берестянке. Присев по-индейски на одно колено, она гребла веслом. Протока мелка, мотор был поднят.

– Эй, магелланы!

Мы вскочили все разом. Так бывает только в кино: я едва успел сказать "Галка", и вот она сама, легка на помине! Хохочет во все горло, заливается. Галка! Я, пожалуй, меньше бы удивился, если бы увидел в небе паровоз, про который она нам все уши прожужжала. Паровоз вместо самолета или вертолета!

На этот раз появление Галки даже обрадовало меня.

– Сейчас подойдет к нам и предъявит ультиматум, - сказал я тихонько Ванюшке с Кольчей.
– Хотите получить свой мотор? Тогда берите меня с собой!

Берестянка между тем причалила, Галка выскочила на песок, закинула на одно плечо туго набитый рюкзак и к нам направилась.

– Я у мамы на рыбалке была, мальчики, - радостно объявила она нам. Мама не возражает, а папа раньше еще согласился отпустить меня с вами в поход.

– У нас мотор украли!
– глухо выдавил Кольча.

Галкино лицо скривилось и стало совсем некрасивым. Она собралась заплакать.

– Попугиваете?

Мы молчали, и она поняла по нашему виду, что мы не врем.

– Попадет мне теперь из-за вас!
– Галка бессильно опустила рюкзак и присела рядом с ним на песок.

– А ты-то тут при чем?
– жестко бросил Ванюшка.

– Мотор-то наш!
– проговорила Галка сквозь плач.

– Ваш?!

– Нет! Папы Карло!

Мы с Ванюшкой переглянулись.

– А как же он тогда в магазине очутился?

– Мы с Кольчей... принесли, - горько всхлипывала Галка.
– У папы... чуть не на коленях... выпросили. Он его даже не опробовал! А ему осенью... на охоту...