Белая волна

Юрий НИКИТИН

БЕЛАЯ ВОЛНА

Мария бросилась мне в объятия.

– У тебя все хорошо?
– спросила она встревожено.

– Нормально. А что?

– У тебя такое лицо... И круги под глазами. Ты замучаешь себя!

– Приходится работать круглыми сутками, Мария. Мир сотрясают волны нестабильности. Пока идут на уровне микрочастиц, но если это распространится на порядок выше? А мы не можем уловить закономерность, не знаем причину! Математический аппарат служить отказывается! Работаем круглосуточно,

Рядом остановилось такси, мы забрались на заднее сидение. За окнами побежали назад все быстрее и быстрее дома. Я ощущал на затылке легкие пальцы Марии, что перебирали волосы, поглаживали, незаметно снимали головную боль, напряжение, успокаивали...

Я повернул голову. Она внимательно смотрела на меня, в глазах были нежность и сострадание.

– Прости, - сказал я с раскаянием.
– Устал, как пес. Тебе совсем не уделяю внимания.

– Ты измучился на своей работе...

– Да. Прости!

Я поцеловал ей руки. Она подставила лицо, и я целовал ее глаза, ощущал губами трепещущие ресницы, теплые нежные щеки, пухлые губы, и усталость уходила, растворялась, вымывалась из тела.

– Дорогая моя, - сказал я горько, - когда ты перестанешь уходить? Сейчас надвигаются трудные времена, нам бы вместе...

– Трудные, - согласилась она со вздохом.
– Поэтому нам нельзя... Я сразу же окунусь в домашнюю возню, в стирки, кухню, буду счастлива. Выходить в суровый мир науки уже будет тягостно, неспокойно, даже страшновато. Нет, дорогой, не спеши!

Мария осталась в автомобиле, а я выскользнул возле института, торопливо взбежал по ступенькам. Когда оглянулся, темный силуэт машины уже скрылся за поворотом.

В институте я проскользнул мимо дверей шефа к своей лаборатории, бросился к установкам. Огромные как древние животные, нагоняющие страх на новичков, они занимали почти половину нижнего этажа. К некоторым из них я уже нащупал путь, пытаясь заставить работать, над другими еще ломал голову, стараясь понять: зачем Овеществитель их создал, не для того же, чтобы пугали своим чудовищным видом?

Руководитель сделал вид, что моего опоздания не заметил. А может, не заметил и в самом деле. Усталый, посеревший, он спустился в лифте, вопреки обыкновению бегать по лестнице, тренируя сердце, сказал треснувшим голосом:

– Дальние проблемы пока оставь. Сегодня рассчитай изменения в энергетическом заряде микрочастиц. Это сейчас важнее.

– Но, - заикнулся я ошарашено, - освоение Странных машин несет в себе так много! Вдруг в них заключены такие знания, до которых нам идти еще тысячи лет?

– Оставь, - повторил он глухо, и я понял, что это уже не приказ, а просьба.
– Вон те, серые, к которым ты все не подберешь ключ, остались от предыдущей Вселенной. Нам их, скорее всего, не разгадать никогда.

– От предыдущей?

– Да.

– Но как же это возможно?
–

Кровь отхлынула, ушла во внутренние органы, и в зеркальной панели напротив отражался человек с желтым как у мертвеца лицом.

Руководитель вздохнул, отвел глаза:

– На следующей ступени ты бы узнал... Это тайна, которую непосвященным знать пока не следует. Так сочло большинство в Совете... Волна Уничтожения иногда щадит отдельные частички мира. Бывает, уцелевает обломок здания, машины, клочок записей, а то и человек спасается, перейдет в другой мир. От него то мудрецы и узнают истинную картину мира.

– Значит... значит наш мир не вечен?

– Крепись. Крепись! Миры были и до нас. Будут по-видимому, и после нашего. Нам очень повезло: три последние волны были слабыми. Уцелели не только отдельные записи из прошлой вселенной, но спаслось трое!.. Они рассказали страшные и удивительные вещи. Теперь мы знаем, что новой волны не избежать, и труды с информацией рассредоточиваем по всему миру. Если уцелеет хоть камешек, то люди нового света получат сразу добытые нами знания. Им не придется начинать с нуля, будет время подготовиться, что-то сделать! Может быть, они даже найдут разгадку Волн и сумеют им противостоять.

Ледяной страх разливался между лопаток, проникал во внутренности, замораживая меня всего, превращая в сосульку. Передо мной колыхалось сильно постаревшее лицо руководителя, и я, собрав силы, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал, спросил:

– Неужели дело так серьезно?

– Очень, - ответил он сразу же, даже не заметив моего состояния, Очень серьезно. Так что времени не теряй.

Я не стал терять времени, тут же позвонил Марии:

– Алло?
– послышалось в трубке.

Я помолчал, вслушиваясь в ее удивительный голос.

– Алло?
– повторила она, уже с вопросительной интонацией.

Я молчал.

– Алло, - сказала она в третий раз.
– Ничего не слышу, перезвоните из другого автомата.

Я сказал поспешно:

– Мария, это я... Тут, гм, помехи. Я вот что хотел...

– Бессовестный, - перебила она весело, - все балуешься!

– Мария, шеф велел не терять времени. Что-то надвигается на мир, надо спасать...

– Ну и спасай.

– Я и спасаю. Никуда не уходи, я заеду за тобой через двадцать минут.

Я сбежал вниз. Институтская машина оказалась свободна, а шофера разыскивать я не стал.

Машина неслась по шоссе. Справа мелькнули развалины древнего театра или цирка. Там круглая арена и остатки каменных сидений, что ровными уступами спускаются к арене или к сцене.

Именно там мне однажды в детстве посчастливилось увидеть Овеществителя. Мы тогда с Петром, школьным другом, лазили по развалинам, ловили ящериц, что вылезали греться на солнышке, сами пропитывались солнцем...