Белая ворона
Шрифт:
Гроуфилд все так же упирался в приборную доску, но теперь и он запаниковал:
— Лауфман! Сбавь ход, а то в поворот не впишешься.
— Я что, водить не умею? — взвизгнул Лауфман и вывернул руль, даже не притормозив. Машина под углом проскочила мимо поворота, встала на дыбы, рухнула левым боком на тротуар и покатилась кубарем.
Упираться в приборную доску Гроуфилд больше не мог. Мир за ветровым стеклом закружился, как в калейдоскопе. Белое небо смешалось с белой землей, навстречу машине понеслась изгородь из серых цепей, а навстречу Гроуфилду —
Глава 2
— … когда проснется.
— Он уже проснулся, — сказал Гроуфилд и настолько удивился, услышав свой голос, что открыл глаза.
Больница. Он в постели. В изножье койки двое худощавых мужчин лет тридцати с небольшим, в темных костюмах для повседневной носки. Вот они поворачивают головы и смотрят на него.
— Ну — ну, — произнес один из них. — Наш соня пробудился.
— Вы нас слышали? — спросил второй. — Или ввести вас в курс дела?
Гроуфилд уже и сам ввел себя в курс дела, вспомнив и нападение, и бегство, и страх Лауфмана, и то, как кувыркалась машина, и как внезапно померк белый свет. Ну — с, и что теперь? Он в больнице, но эти двое — не врачи, и виды на будущее отнюдь не лучезарны. Гроуфилд взглянул на мужчин и сказал:
— Вы легавые.
— Не совсем, — ответил второй. Он обошел кровать и сел в кресло слева от Гроуфилда. Первый тем временем приблизился к двери и остановился в непринужденной позе, сложив руки на груди и привалившись к филенке спиной.
Гроуфилд обнаружил, что поворачивать голову ему больно, а смотреть на сидящего не совсем легавого мешает нос, поэтому он прикрыл правый глаз и сказал:
— Все вы, легавые, не совсем легавые. «Не совсем», по вашему, означает не местные.
Тот, что сидел в кресле, улыбнулся.
— Чертовски верно, мистер Гроуфилд, — заметил он. Гроуфилд прищурил открытый глаз.
— Вы знаете, как меня зовут?
— Мы знаем вас, как облупленного, приятель. Имя, отпечатки, послужной список, все у нас есть. До сих пор вы были везунчиком.
— А до сих пор я ни во что такое не ввязывался, — соврал Гроуфилд.
Улыбка его собеседника превратилась в насмешливую ухмылку. — Что — то непохоже. Лауфман — профессионал. Тот, который смылся, тоже профессионал. Что же они, любителя в помощники взяли? Не верится.
Значит, Паркер сбежал.
— С деньгами или без денег? — спросил Гроуфилд.
— Что?
— Кто — то смылся. С деньгами или без денег? Тот, что стоял у двери, гавкнул, но когда Гроуфилд удивленно взглянул на него, то понял, что лай на самом деле означал смех. Этот не совсем легавый смахивал на мистера Гава из комикса, а Гав был совсем легавым псом. Гав прорычал:
— Ему бы хотелось пойти забрать свою долю.
— Трудящиеся вправе рассчитывать на зарплату, — рассудил Гроуфилд. — Наверное, нет смысла лепить, будто эти двое похитили меня и заставили им пособничать.
— Да чего там, валяйте, — сказал сидевший. — Но только не с нами. Это ограбление
Несмотря на боль, Гроуфилд повернул голову и стал смотреть в оба. Он внимательно изучил парня, сидевшего в кресле.
— Так вы ищейки из страховой конторы? Гав снова гавкнул, а тот, что сидел, ответил:
— Мы работаем на ваше правительство, мистер Гроуфилд.
Можете считать нас гражданскими служащими.
— ФБР.
— Едва ли.
— Почему это «едва ли»? Что там у них еще есть, кроме ФБР? — У вашего правительства много всяких служб. И каждая по своему поддерживает и защищает вас.
Дверь палаты распахнулась, толкнув Гава, которому это явно не понравилось. Вошел совсем легавый — рыжий, средних лет, в мундире и фуражке с кокардой, похожей на пучок салатных листьев. Матерый легавый, не иначе как инспектор какой — нибудь. Он не салютовал, просто остановился в дверях в напряженной и нерешительной позе — ни дать ни взять официант, ожидающий щедрых чаевых.
— Я просто хотел посмотреть, как у вас идут дела, господа, — с угодливой улыбочкой проговорил он.
— Дела у нас идут прекрасно, — ответил Гав. — Через несколько минут мы закончим.
— Не спешите, не спешите. — Легавый оглядел распростертого на койке Гроуфилда, и на лице его за секунду сменилось с десяток выражений, что в калейдоскопе. Похоже, он не знал, как ему относиться к Гроуфилду. Судя по его изменчивой физиономии, он на какое — то время потерял рассудок.
— Спасибо за участие, капитан, — сказал тот, что сидел. Он не улыбался. Капитана попросту выставляли вон, и легавый это понял. Он принялся кивать. Его официантская улыбка то вспыхивала, то гасла. Потом он сказал:
— Ну, тогда я… — И, продолжая кивать, попятился из палаты. Дверь за ним закрылась. Тот, что сидел, проговорил:
— Нельзя ли ее как — нибудь запереть? Гав изучил дверную ручку.
— Только снаружи. Но вряд ли он вернется.
— Надо поторапливаться, — сидевший снова посмотрел на Гроуфилда. — Мне нужны честные ответы на один — два вопроса. Не бойтесь — все останется между нами.
— Валяйте, спрашивайте, — сказал Гроуфилд. — Я всегда могу отпереться.
— Скажите, что вы знаете о генерале Луисе Позосе? Гроуфилд удивленно взглянул на него. — Позос? А он — то тут при чем?
— Мы же сказали вам, что ограбление нас не интересует.
Расскажите о Позосе.
— Он президент какой — то страны в Латинской Америке.
Боевик.
— Вы знакомы с ним лично?
— В некотором смысле.
— В каком же?
— Однажды я спас ему жизнь. Случайно.
— Вы гостили у него на яхте?
Гроуфилд кивнул. Это тоже было больно. Казалось, из головы вытрясли мозги и набили ее наждачной бумагой. Пока он лежал спокойно, все было ничего, но стоило шевельнуться, как внутри начинало шуршать. Поэтому Гроуфилд перестал кивать и сказал: — Да, после того, как спас его шкуру. Какие — то люди собирались его убить, я случайно познакомился с девушкой, которая знала об этом, и мы с ней сорвали заговор.