Белая звезда
Шрифт:
— Он только обещал, что мы поднимемся с колен. Такое впечатление, что поднимаемся уже десятилетия…
— По их меркам это ничто… Как считаешь, у нас и правда есть шансы одолеть Арагон?
— Не знаю. Истинные никогда ничего не делают просто так, если мы атакуем Арагон, значит, шанс выиграть есть. Или сама угроза войны кому-то очень и очень выгодна.
— Ты у Моандора научился так мудро отвечать?
— У вас, господин посол!
В ответ Дас усмехнулся и астрально велел принести поесть. Он чувствовал, что гость давно не пробовал настоящей пищи, а здесь её было в избытке.
— Я должен
— Что это?
— Браслет молчания! Надевшие его лишаются доступа к астралу, но взамен защищаются от любой магии.
— Я раньше таких не видел.
— Нойоны не любят об этом говорить. Эти браслеты — знаки их недоверия и ненависти друг к другу.
— Как раз это ни для кого не тайна, — надевая украшение, заметил Синкат.
Красно-черная нестабильность астрала затрепетала и потухла. Перед глазами юного чародея осталась только эта комната. Только реальный осязаемый мир.
Бычья голова Даса приблизилась к нему. Посол говорил шепотом, и его большие карие глаза сузились, выражая презрение и гордыню.
— Запомни то, что я сейчас тебе скажу! Нечасто вспоминай и даже думай об этом с большой осторожностью!
Синкат был смущен и напуган этой атмосферой таинственности, на благодаря выучке агентурной школы Колдсоула ни одним жестом, ни словом, ни мыслью не выдал своих чувств.
— Ты уедешь в Кревланд и едва ли вернешься скоро. Я веду собственное расследование того, что произошло с нашим миром. Сейчас не могу тебе рассказать о своих подозрениях, но ты сам понимаешь: попытка твоего отца договориться и с белым кругом, и с нойонами была большой ошибкой. Если со мной в ближайшее время что-то произойдет, то ты найдешь в Шедоукипе человека по имени Мекель. Он предан мне до смерти, и у него я сохранил копии всех документов и архивы переговоров с бессмертными. Все, что я знаю, находится там. На этом кристалле инструкция, чтобы ты знал, как его найти. Согласись, было бы обидно, если бы с Зейлотом погибли и все наши труды. Но шанс все исправить ещё есть!
Молодой чародей поймал подброшенный кристалл, лицо выражало не наигранную суровость.
— Для меня с Зейлотом кончилась половина жизни, теперь началась новая. Может, мой отец и ошибся. Но он сполна заплатил за это, а вы?
Дас встал. Прежде подобный тон был бы оскорбительным выпадом, но он прекрасно понимал Синката.
Он дернул рукой и снял браслет с руки собеседника.
— Запомни это! А теперь продолжай. Расскажи, как поживает Дракис? Он ведь соперничал с тобой за звание первого ученика Моандора, верно?
— Да. — Синкату принесли еду, видимо, на время их тайного разговора Дас магией запретил нежити приближаться к ним, и мясо под соусом немного остыло. Тем не менее молодой чародей с аппетитом приступил к еде, не переставая рассказывать:
— Я не могу с ним соперничать. Дракис — вылитый Моандор. Нойон заботился обо мне в Колдсоуле лишь для того, чтобы держать отца на коротком поводке. Моргул хитер, упрям и безжалостен, своими повадками напоминает зверя, и при этом у него разум мудреца. Он может смирять гнев и быть льстивым, как кошка, а может предать в деле, где на него рассчитываешь, как на себя.
— Ты считаешь, если Моандор возглавит
— Нет. Уверен, он ни с кем делиться не будет. Взяв малую толику власти, он её не уступит, а если и уступит, то лишь для получения ещё большего могущества. Я как-то спросил — что ему нравится в Агону? Он сказал: « Ничего,это для меня пустой звук, там нет ничего по-настоящему ценного, ну разве что моя башня». Там он хранит свои записи. То, что он называет коллекцией душ, и охраняют её даже лучше, чем Зал Совета.
— Я смотрю, он бывал с тобой откровенен. А что до уступок, это нормально, положение ко многому обязывает. Так поступают и арагонцы, и короли людей, и владыки эльфов.
— Никто из них не подобен ему. Белые Маги обманывают людей, они смертны и жалки этой своей лживой моралью. Я вообще после всего случившегося не могу о них говорить спокойно, мне кажется, они замешаны в этом деле.
Дас замахал руками, указывая, что не стоит продолжать. Синкат кивнул.
— Никто не держится так, как Моандор, — от него веет целеустремленностью, иногда это кажется чудовищным самоотречением и даже жертвой. Говорят, они бросили цепь с полиархом в Зале Совета, и возьмет её только новый лидер…
— Все слухи, — рассмеялся Дас. Было интересно наблюдать, как он смеется. Мимика для его бычьей головы казалась слишком богатой.
Они проболтали ещё несколько часов. Сумеречные вспомнили почти всех знакомых. Дас просил Синката найти странствующего Аджита — самого могучего серого чародея из числа уцелевших. Рассорившись с отцом Синката, тот покинул их славный остров, хотя и имел высший сан посвящения. Аджит уехал странствовать несколько лет назад и сейчас находился в Кревланде. Молодому магу, направленному нойонами в страну варваров, будет сподручнее всего встретиться с ним. Со слов минойца становилось все яснее, какой глубокий раскол произошел среди старших сумеречных магов. Дас не говорил этого прямо, но юный маг понимал, что виновником раскола посол видит его отца, главу круга сумеречных.
— Слушай, — Дас откинулся на спинку кресла и отпил ещё вина — а на полу уже стояла пара пустых бутылок. — Тебе уже столько лет, а ты не женат. Ты же человек, не мертвец, не истинный. Им любовь ни к чему, но ведь люди без любви не могут, верно?
Синкат задумался.
— Знаете, я не камень, не такой, как Дракис и Моандор. В первые годы здесь они подстраивали мне знакомства в среде обессмерченных красивых женщин, но когда представляешь, сколько им лет, пропадают любые желания. Пожив в Колдсоуле, я понял, что афишировать свои настоящие привязанности и чувства смерти подобно. Тот, кого ты любишь — всегда твое самое слабое место.
— Ты зря так говоришь, если ты ещё способен любить после стольких лет здесь — ты самый сильный человек, кого я встречал. Любящий сильнее любого расчетливого ума, ему помогает сам Творец!
Синкат насторожился, но вскоре дурманная пелена вновь овладела им.
— Вас всегда от вина так тянет рассуждать на возвышенные темы? — молодой человек с дерзкой усмешкой похлопал по плечу Даса.
Тот хотел сесть и вдруг понял, что перебрал.
— Ого, — он оперся на стену и, стараясь не запнуться о покатившиеся бутылки, двинулся к двери.