Шрифт:
МИРОВАЯ ПРЕССА И КОЛЛЕГИ АВТОРА О РОМАНЕ
Серьезно смешная книга. Маленькие вещи – шнурки, соломинки, беруши – после нее никогда не будут казаться прежними.
Книги Бейкера – это как обрезки ногтей.
Неотразимый роман Бейкера – подлинная свалка жизни современного офисного работника... С непередаваемым остроумием и точностью герой в деталях и с отступлениями изучает те мелочи жизни, которые ведут к возникновению новых идей или помогают решить проблему. Элегантно манипулируя временем, рассказчик препарирует культурный слой тщательно и смешно. Одни сноски чего стоят...
В «Бельэтаже» Николсон Бейкер воссоздает один день в жизни конторского служащего... вернее обеденный перерыв в жизни разума конторского служащего... Очень смешная книга – поистине одиссея примечаний.
Амбиции, выраженные в «Бельэтаже», так же грандиозны, как мелки навязчивые идеи. Из этого несоответствия проистекает рафинированный и увлекательный монолог, весь пронизанный замечательными шутками. Кроме того, книга полезна, поскольку в ней обсуждаются бумажные полотенца и способы надевания носков. Ее полюбил
Блистательная гиперстильная комедия Николсона Бейкера современных манер возвещает появление истинного оригинала. Роман его – триумф интеллектуального шока. Шока от увиденного свежим взглядом.
Бейкер – не просто умник, а умница, один из лучших, как убедится всякий, кто окажет себе услугу и прочтет этот роман. Великолепное начало.
Мистер Бейкер высвечивает невидимое в нашем мире с бритвенно-острой проницательностью и курьезным чувством юмора.
Николсон Бейкер (р. 1957) – современный американский романист, чьи непривычные на первый взгляд романы повествуют о вещах причудливых и странных и подрывают сами основы традиционных методов построения сюжета. Бейкер – правнук известного журналиста, лауреата Пулитцеровской премии Рэя Стэннарда Бейкера (1870-1946), закончил Истмэнское музыкальное училище и колледж Хэверфорд по специальности «английская литература». Он – автор шести романов и нескольких публицистических книг, постоянно печатается в ведущих американских литературных журналах. В 2001 году Николсон Бейкер получил премию Национального круга литературных критиков. Живет с женой к двумя детьми на юге штата Мэн.
Николсон Бейкер яростно выступает против отказа библиотек от хранения информации на бумажных носителях, перехода на микрофильмы, уничтожения картотек и отправки старых книг и газет на свалки, считая, что библиотекари лгут обществу о критичности проблемы хранения бумаги и просто одержимы модными технологиями. В 1997 году в ознаменование этих попыток сохранить историческое наследие человечества ему была присуждена премия Джеймса Мэдисона «Свобода информации».
Веб-сайт поклонников творчества Николсона Бейкера: http://j-walk.com/nbaker/index.htm
Глава первая
Без нескольких минут час я вошел в вестибюль здания, где работал, и направился к эскалаторам, неся черный «пингвиновский» томик в мягкой обложке и белый пакет из универсальной аптеки «Си-ви-эс», запечатанный чеком на скрепке. Эскалаторы поднимались в бельэтаж, где располагался мой кабинет. Были они из породы открытых; пара знаков интеграла изгибалась и соединяла два этажа, которые обслуживала, без стоек или контрфорсов, испытывающих промежуточную нагрузку. В солнечные дни вроде сегодняшнего временный, более крутой эскалатор дневного света, образованный пересечениями возвышающихся стеклянно-мраморных объемов вестибюля, сходился с настоящими эскалаторами чуть выше их середины, вытягивался в сияющую иглу, которая падала на боковые панели из лоснящейся стали и дополняла длинным глянцевитым бликом каждый черный резиновый поручень. Когда поручни скользили по направляющим, блик слегка подрагивал – как те черные блестящие сектора, что катаются кругами по волнистому краю виниловых пластинок [1] .
1
Люблю я это постоянство бликов на краях движущихся предметов. Даже монотонно вращающиеся серые пропеллеры и настольные вентиляторы поблескивают строго в определенных местах; каждая изогнутая лопасть вентилятора, движущаяся по кругу, на миг ловит свет, прежде чем передать его преемнице. – Здесь и далее прим. автора, кроме отмеченных особо.
Приближаясь к эскалатору, я машинально переложил книгу и пакет из «Си-ви-эс» в левую руку, чтобы по привычке взяться за поручень правой. Пакет бумажно зашуршал, я взглянул на него и в первую секунду не мог вспомнить, что внутри, – мысль цеплялась за чек, скреплявший верх. Вот для чего нужны эти пакетики прежде всего, думал я: они оберегают от посторонних глаз покупки и в то же время оповещают мир, что вы ведете насыщенную, хлопотливую жизнь, полную неотложных дел. В сегодняшний обеденный перерыв я зашел в ресторанчик сети «Папа Джино», где бываю редко, за полупинтой молока, запить печенье, которое неожиданно для себя купил в прогорающей франшизе, соблазнившись возможностью посидеть пару минут на площади перед офисом, жуя лакомство, которое уже перерос, и читая книжку, я платил за картонный пакет молока, когда девушка (табличка сообщала, что ее зовут «Донна») замешкалась, чувствуя, что упускает некий элемент сделки, и спросила:
– Вам соломинка нужна?
В свою очередь я помедлил с ответом: а нужна ли? Интерес к соломинкам, кроме как для молочных коктейлей, я утратил несколько лет назад, кажется, в тот самый год, когда все крупные поставщики переключились с бумажного товара на пластмассовый, и мы вступили в эру неудобных плавучих соломинок [2] ; впрочем, мне все еще нравились пластмассовые соломинки с коленцем, гофрированные шейки которых гнулись так, что их слегка заедало – в точности как суставы пальцев, если на некоторое время задержать их в одном положении [3] .
2
Я глазам не поверил, когда впервые увидел, как соломинка всплыла в моей банке с содовой и зависла над столом, чудом зацепившись за металлические зазубрины снизу по краю отверстия в банке. В одной руке я держал свернутый клин пиццы, захватив его тремя пальцами, чтобы угол не свисал, а сырно-жирная начинка не стекала на бумажную тарелку, в другой руке тем же способом – книгу в мягкой обложке, и что же мне было делать? Мне всегда казалось: соломинки нужны для того, чтобы хлебнуть колы, не откладывая ломоть пиццы и одновременно продолжая читать. Подобно многим, скоро я обнаружил, что существует способ утолять жажду, пользуясь новыми плавучими соломинками без помощи рук: надо нависать над самым столом, придерживать губами кончик почти горизонтальной соломинки, топить ее в банке всякий раз, когда захочешь сделать глоток, и в то же время напрягать зрение, чтобы не потерять нужную строчку на странице. Как могли инженеры по соломинкам допустить такую элементарную ошибку – сконструировать соломинку весом легче сахарной водицы, в которой этой соломинке полагается стоять торчком? Бред! Но потом, как следует поразмыслив, я пришел к такому выводу: действительно, инженеры виноваты в том, что не предвидели плавучесть соломинки, однако задача эта не так проста, как мне поначалу представлялось. Насколько я помню, в тот исторический период, год 1970-й или около того, пластмасса, которой заменили бумагу, на самом деле превосходила тяжестью колу – расчеты были абсолютно верны, первые выпущенные партии выглядели прилично, и хотя соотношение плотностей воды и пластмассы едва выполнялось, изделие пустили в производство.
3
В детстве я много думал об этом эффекте суставов пальцев и пришел к выводу: когда потихоньку преодолеваешь эти временные препятствия, ты, по сути дела, выравниваешь «стенки клеток», из которых состоит сустав, меняя то, что, с точки зрения своей неподвижности, казалось окончательной, стабильной географией данного микроскопического региона.
Поэтому когда Донна спросила, нужна ли мне соломинка в дополнение к полупинте молока, я улыбнулся ей и ответил:
– Нет, спасибо. Лучше дайте маленький пакет.
– Ох, извините, – спохватилась она и торопливо полезла за пакетом под прилавок, трогательно разрумянившись и явно чувствуя себя растяпой. В магазине она работала недавно – это было сразу видно по тому, как она расправляла пакет: самым медленным способом, трижды подергав внутри пальцами-щупальцами. Я поблагодарил ее, вышел и задумался: и зачем я только потребовал пакет для одной-единственной полупинты молока? Не из некой абстрактной тяги к приличиям, желания скрыть сущность моей покупки от глаз общественности – хотя и этот мотив зачастую бывает чрезвычайно весомым, и в нем нет ничего смешного. Хозяева и хозяйки лавчонок знают в этом толк и инстинктивно прячут любой купленный предмет – коробку рожков, кварту молока, упаковку попкорна «Джиффи Поп», буханку хлеба – в пакет: они считают, что если жевать на улице неприлично, то и видеть еду следует только в помещениях. Но даже когда просишь что-нибудь вроде сигарет или мороженого, явно созданных для амбулаторного употребления, в таких лавках неизменно спрашивают: «В маленький пакет?», «В пакетик?», «Положить в пакет?» Очевидно, укладывание в пакет знаменует момент, когда право собственности на мороженое переходит к покупателю. В старших классах я часто сбивал с толку таких хозяев, которые машинально тянулись за пакетом для моей кварты молока – поднимал руку и услужливо предупреждал: «Нет, спасибо, пакет мне не нужен». И уходил, невозмутимо унося в руке молоко, словно толстый справочник, в который приходится заглядывать так часто, что он мне уже надоел.
Почему я умышленно пренебрегал условностями, если любил пакеты с раннего детства, когда научился расправлять большие и плотные, из супермаркетов, – ровно разглаживать складки, а потом похлопывать по свернутой середине каждой боковой стенки пакета, пока он не начинал корчиться сам собой, как раненый, и наконец опять становился плоским? В то время я оправдал бы свое презрение разглагольствованиями о никчемных расходах, свалках мусора и т.п. Но истинная причина заключалась в другом: в те годы я стал регулярно покупать журналы с цветными снимками голых женщин, причем по большей части не в мелких семейных лавочках, а в новых, безликих универсамах района, то в одном, то в другом. А в этих универсамах парни за прилавком порой жестоко, но с наигранной наивностью высмеивали ритуал «в пакет?», интересуясь: «Пакет для этого нужен?», и заставляли меня либо подтвердить нужду кивком, либо гордо отказаться, свернуть журнал с голыми красотками в трубочку и уложить его в велосипедную корзинку так, чтобы виднелась только предательская реклама сигарет на задней обложке – «“Карлтон” – ниже некуда» [4] .
4
Несколько лет мне и в голову не приходило купить подобный журналец, если за прилавком девушка, но однажды я набрался наглости и попробовал: уставился прямо в ее накрашенные глаза и попросил «Пентхаус», хоть и предпочитал что-нибудь попроще, вроде «Oui» или «Клаба», но свою просьбу я произнес так тихо, что продавщице послышалось «Пауэрхаус», и она жизнерадостно показывала на шоколадный батончик, пока я не повторил название. Потупившись, она выложила издание на прилавок между нами – в те времена на обложку еще допускались обнаженные соски – и посчитала его вместе с упаковочкой «Вулайт», которую я купил для отвода глаз: девушка конфузилась, суетилась и, пожалуй, слегка разволновалась, она сунула журнал в пакет, не спрашивая, «нужен» он мне или нет. В тот же день я раздул ее краткое смущение до размеров полезного этюда, в котором я регулярно, раз в неделю покупал у той же девушки журналы для мужчин, обычно по утрам во вторник, и вскоре от моего сопровождаемого звонком входа в «7-илевен» нас обоих стало бросать в неловкую дрожь, а дома я все чаще находил наспех нацарапанные записочки между страницами в самой середине журнала: «Привет! Кассир», и «Вчера вечером я рассматривала себя в такой же позе перед зеркалом в своей комнате, – Кассир», и «Иногда я смотрю на эти снимки и представляю, как ты их разглядываешь, – Кассир». В таких историях главное затруднение – текучесть кадров: к следующему моему визиту в магазин та девушка уволилась.