Белинда
Шрифт:
— Ну что, мне прямо сейчас раздеться?
— Заткнись! — цыкнул на нее я.
И конечно, на картине под одиннадцатым номером — «Белинда в кафе „Флора“» — она была изображена без одежды. За исключением высоких черных сапог, которые прекрасно сочетались с черными сигаретами.
Приступив к работе над картиной, я внезапно почувствовал прямо-таки фантастический прилив энергии. К полуночи я уже знал, что сделал еще один шаг вперед.
— Хочешь, я тебя посмешу? — спросил я Белинду, когда та пришла
— Попробуй, — улыбнулась Белинда.
И тогда я, махнув рукой в сторону картины, сказал:
— Представляешь, впервые за двадцать пять лет своей творческой жизни я написал что-то, хотя бы отдаленно напоминающее взрослую женщину.
17
«Сплендор ин де грас» был одним из тех сказочных магазинов детской книги с постерами с изображением белых единорогов и огромными чучелами животных, на которые могут забираться малыши, с маленькими столиками и стульчиками и книжками на любой вкус и возраст от года до двадцати.
Лимузин подъехал в три часа дня последней пятницы августа.
При обычных обстоятельствах то, что собралось столько народу, должно было безумно льстить моему самолюбию. По меньшей мере сто пятьдесят человек — родители с детьми — собрались в четырех соединяющихся между собой залах магазина, который в свое время был частным жилым домом и где до сих пор сохранились камины, деревянные панели и диванчики под окнами.
Расположившись в большом удобном кресле у камина в первом зале, я битый час подписывал книги и отвечал на простые вопросы.
Дети, которые живут в Беркли, как правило, очень хорошо развиты. Их родители или учатся, или преподают в университете. Или просто живут в этом всемирно известном центре радикализма, предпочитая старые просторные элегантные дома новостройкам, а забитые транспортом трехполосные шоссе — более безопасным горным дорогам на границе графства Контра-Коста.
Детишки засыпали меня вопросами о самих картинках, а также о содержании книжек. Они предъявляли вполне разумные претензии к «Шоу Шарлотты» и высказывали опасения по поводу планируемого анимационного фильма.
Их богемные родители, чистенькие, в линялых джинсах и сандалиях, с младенцами в детских переносках за спиной, свободно рассуждающие о Юнге и о том, что мои маленькие героини являются отражением женского начала в моей душе и аллегорией, которую они находят восхитительной.
Но слишком уж долго душа моя блуждала по тем темным комнатам. Это стало моим фирменным стилем, который в результате сам стал темной комнатой.
— Знаете, иногда мне кажется, что все вот-вот закончится, — вдруг услышал я собственный голос. — Старые дома в книгах давно пора разрушить, я должен прекратить попытки обрести свободу. Я должен наконец выбраться оттуда.
Кивки, гул голосов внимающих мне родителей, окруживших меня тесным кольцом.
— И что снаружи? — спросил меня богемного вида рыжеволосый
— Современная жизнь, — немного подумав, ответил я. — Жизнь, просто жизнь!
Голос мой звучал совсем тихо, я и сам-то себя слышал с трудом.
— Но вы ведь всю свою жизнь можете оставаться художником, знаменуя собой определенную ступень развития человечества.
— Что верно, то верно. Спорить не буду. Но этого явно не достаточно.
Меня тут же засыпали вопросами. Но я понял, почему не отказался от данного мероприятия. Я прощался со своими маленькими читателями. Прощался с их сияющими рожицами, с их безграничной верой, с их невинным энтузиазмом. Прощался с их родителями, которые читали своим отпрыскам мои книги.
— …так нравится, как вы тщательно и детально выписываете руки.
— …и как с каждым шагом Анжелики, поднимающейся на чердак, меняется размер ее тени.
— …вы не находите, что Нальтюс все же гораздо цветистее, чем Бальтюс?
— Конечно-конечно.
Еще кофе, благодарю.
Я использовал вас все те годы, спрятавшись под маской. А теперь пора прощаться. Но что, если я не настолько хорош, чтобы считать себя художником?
Страх. Но еще сильнее радостное возбуждение. Возвращайся домой! Приступай к работе!
Но когда я окинул взглядом собравшихся вокруг меня детей, мне почему-то стало грустно. А вдруг они обидятся на меня из-за того, что я отказался иллюстрировать детские книги, а переключился на картины с Белиндой? А вдруг решат, что я их предал? А вдруг то, что человек, которому они верили, способен рисовать подобные нехорошие, грязные вещи, оставит неизгладимый след в их детской душе? Имею ли я право так поступать?
— Ну, ваши работы всегда были достаточно эротичны. — «Эротичны, эротичны, эротичны!»
Стирать на людях грязное белье.
Однако для меня крайне важно, чтобы мир, каким бы он ни был, понимал то, что я сделал, когда я действительно смог это сделать. И сейчас я прощаюсь со всеми маленькими девочками, которым я долгие годы говорил правильные вещи, с маленькими девочками, которых я ни разу не испугал ни нескромным прикосновением, ни даже невинным поцелуем.
Да, я приехал сюда, чтобы сказать до свидания, и мне самому было страшно. Но я еще в жизни не чувствовал себя так хорошо.
В тот вечер Белинда вернулась домой совсем поздно. Ведь в конюшнях Марина столько всего интересного! Например, тропинки, уводящие тебя на вершину зеленых холмов. Однако выглядела Белинда уставшей и обеспокоенной. Она сидела за кухонным столом и пыталась заплести волосы в косы, нервно дергая непослушные пряди.
Неожиданно она спросила меня, нельзя ли снова отправиться в Кармел. Нельзя ли уложить холсты, пусть даже сырые, в багажник мини-вэна и поехать в Кармел, чтобы поскорее, поскорее убежать отсюда.