Беллатрикс. Перезагрузка

Михеева Рина

В последующие несколько минут мы с мистером Свифтом получили дополнительные подтверждения того, что обычные чары, если переложить в них силы, становятся отнюдь не безобидными! И это при том, что дядя Гарольд сам подбирал для меня задания.

Но мой аналог “люмоса” едва не ослепил нас обоих. А “нокс”, который уж точно не должен был принести никакого вреда и именно поэтому был избран на закуску, физического вреда и правда не причинил, но впечатление произвёл жутковатое, так как свет вокруг нас исчез в принципе — весь!

Мы оказались в абсолютной темноте,

границ которой нам обнаружить не удалось, так как мы не решились на серьёзные исследования этого вопроса, попросив помощи Букера, который был призван после первого же опыта и безропотно управлялся с результатами моих действий, убирая воду, гася “люмос”, который выразился во вспышке “сверхновой” на уровне чуть выше наших голов, ну и “тьму Египетскую” мы тоже ему доверили разгонять.

Стоило, конечно, попробовать самой отменять свои чары, но я решила отложить дальнейшие испытания. Времени у меня мало, но и день выдался насыщенный. Так что я отправилась в ванную комнату, а затем и в спальню, где меня ждал финальный на сегодня сюрприз.

Стоило мне подойти к зеркалу, как из него глянула… Беллатриса. Нет, не я, к себе я уже потихоньку начала привыкать и от собственного отражения не шарахалась. Но в зеркале, помимо меня, отражалась другая женщина — нас было двое!

И сразу, кстати, становилось ясно, кто есть кто, — не по одежде даже, так как я была в ночной рубашке, а та, другая — в чёрной мантии. Но главное — Беллатриса Блэк, стоя за моей спиной и чуть сбоку, смотрела на меня с такой незамутнённой ненавистью, что дыхание перехватывало.

Не в силах отвести взгляд, я стояла, не двигаясь, и смотрела на неё. В тот момент у меня даже мысли не возникло, что это может быть иллюзией. Передо мной была Беллатриса Блэк — настоящая, хотя и нематериальная.

Неужели она и правда рядом со мной? Всё время?! Ледяной ужас охватил меня. И ещё… пришла мысль, что её, пожалуй, можно понять…

— Я не отнимала твоё тело, — прошептала я. — Это не моё решение. Я умерла, как и ты, моё тело мертво. Но это не я решила забрать твоё… — я лепетала жалкие оправдания, но с каждым словом всё яснее осознавала, что Беллатриса не слышит меня — не хочет слышать и понимать.

Её взгляд был почти безумен — чистейшая ярость и ещё толика торжества, оттого что её наконец-то заметили. Ей нужен был виновник, и она его нашла.

— Пайки… — прохрипела я, чувствуя, что не могу пошевелиться, не могу даже закрыть глаза, но и смотреть долее на свою обвинительницу тоже не могу.

Домовуха появилась мгновенно. Посмотрела на меня, лишь мельком взглянула на зеркало и, ни слова не говоря, сдёрнула с кровати покрывало и набросила его на зеркальную гладь.

Я отошла на негнущихся ногах и опустилась на постель. Меня трясло и знобило.

========== Глава 21. Воспоминания ==========

Пайки заботливо укрыла меня и в нерешительности остановилась рядом с кроватью.

— Не уходи, пожалуйста, — попросила я. — Подержи меня за руку…

Анна Михайловна, наша воспитательница, иногда оставалась со мной, пока я не засну.

Мне очень повезло — меня рано забрали

в семейный детский дом. Некоторые дети постарше рассказывали всякие ужасы про обычные детдома. У нас всё было иначе.

Анна Михайловна — светлая женщина, она действительно всех нас любила и отдавала частицу себя, но нам всё равно было мало и хотелось большего… Бывало, что я обижалась — мне уделялось меньше внимания, потому что со мной было меньше проблем. Но одна проблема была и у меня.

Иногда случались особые дни, когда мои нервы были натянуты, как струны, а с наступлением вечера в каждом силуэте за окном виделось чудовище и невозможно было избавиться от убеждения, что под кроватью притаился жуткий монстр, который только и ждёт, чтобы все заснули и я осталась одна.

В такие ночи мне и кошмары снились особые. Проснувшись, я даже не могла их вспомнить, и это было очень странно, потому что обычно кошмар — это такая штука, которую и при большом желании не вдруг забудешь.

А я просыпалась в ужасном состоянии, в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и охваченная таким всепоглощающим страхом, что начинала скулить в голос, будя остальных, хотя вообще была на редкость тихим ребёнком, как я теперь понимаю.

И тогда наша общая мама Аня приходила, набросив халат, успокаивала меня и сидела рядом, пока я снова не засыпала.

Такое случалось несколько раз в год, и, что пугало меня ещё больше, на следующий день обязательно случалось что-то плохое. Кто-то из наших просыпался больным или падал, получая серьёзную травму, и тому подобное.

Несколько старших детей даже начали косо посматривать на меня, но, к счастью, мама Аня сумела всех убедить, что причина бед не во мне, а если уж считать, что это не простые совпадения, то, значит, я просто предчувствую плохое.

Правда, я сама не была в этом убеждена. В глубине души зрело подозрение, что некая сила пытается завладеть мною, но по какой-то неведомой причине у неё не получается, и тогда она срывает зло на тех, кто оказывается рядом.

Невропатолог, которому меня показали, к огромному возмущению Анны Михайловны, заявил, что у меня “развитие не по возрасту” и посоветовал поменьше читать, а также назначил нечто, что мне давали несколько дней, в течение которых я спала на ходу, с трудом осознавая кто я и где. Потом мама Аня выкинула эти “чудо-лекарства” и всячески старалась оградить меня от дальнейших контактов с таким “замечательным” специалистом.

Читала я действительно много и с огромным удовольствием. Анна Михайловна не смогла, да и не захотела лишать меня этой радости. А мистический настрой во мне пробуждали не столько книги, сколько две пожилые женщины, жившие в нашем посёлке.

Жили они в разных концах и являлись полными антиподами. Одна — Алевтина Григорьевна — хотя и не так чтобы особенно улыбчивая и ласковая, иногда даже строгая, тем не менее притягивала нас словно магнитом. Глаза у неё были добрыми и всегда слегка печально-усталыми. В них запечатлелось выражение терпеливого понимания, будто она прожила не семьдесят, а семь тысяч лет.