Белое движение в годы гражданской войны в России (1917-1922 гг)
Шрифт:
В этой связи необходимо привести свидетельство и другого соратника Корнилова по борьбе, генерала А. И. Деникина: «…Корнилов не был ни социалистом, ни реакционером. Но напрасно было бы в пределах этих широких рамок искать какого-либо партийного штампа. Подобно преобладающей массе офицерства и командного состава, он был далек и чужд всякого партийного догматизма; по взглядам, убеждениям примыкал к широким слоям либеральной демократии… Он мог поддерживать правительства и Львова, и Керенского, независимо от сочувствия или не сочувствия направлению их политики, если бы она вольно или невольно не клонилась, по его убеждению, к явному разрушению страны… Корнилов не желал идти ни на какие „авантюры с Романовыми“, считая, что они „слишком дискредитировали себя в глазах русского народа“». На заданный как-то Деникиным прямой вопрос, что если Учредительное собрание выскажется за монархию и восстановит павшую династию, Л. Г. Корнилов ответил без колебания: «Подчинюсь и уйду». [39]
39
См.: Деникин А. И. Указ. соч. — Т. 2. — С. 15–16.
То, что за Корниловым не стояло никакой партии, подтверждает в своей книге и Г. З. Иоффе. Он указывает, что на одном из первых совещаний «быховских узников» [40]
40
После неудачного выступления Корнилова против Временного правительства его активные участники, в том числе и многие из членов Главного комитета «Союза офицеров армии и флота», содержались в гостинице «Метрополь» в Могилеве. 13 сентября 1917 г. арестованные были перевезены в г. Старый Быхов, расположенный в 50 километрах от Могилева. Там их поместили в помещении женской гимназии.
24 сентября в Старый Быхов из Бердичева были доставлены генерал А. И. Деникин и его единомышленники. Всего в быховской «тюрьме», по свидетельству автора «Быховского альбома», некоего С. Р. (возможно, С. Н. Реснянский — В. С.), находились 30 человек, из них шестеро были освобождены до 1 октября 1917 г. (См.: Белое дело. — Т. 2. — Берлин, 1927. — С. 5–20.).
41
См.: Иоффе Г. З. «Белое дело». Генерал Корнилов. — С. 170–171.
42
См. например: Астрахан Х. М. Большевики и их политические противники в 1917 году. Л., 1973; Баранов М. А. В. И. Ленин и возможности мирного развития революции после разгрома корниловщины //Ученые записки Московского областного педагогического института им. Н. К. Крупской. — М., 1958. — № 58. — С. 7–24; Владимирова В. Контрреволюция в 1917 году (корниловщина). — М., 1924; Волобуев П. В. Пролетариат и буржуазия России в 1917 году. — М., 1964; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг.; Мельгунов С. П. Российская контрреволюция: Методы и выводы генерала Н. Н. Головина: Доклад в академическом союзе 17 июня 1938 г. — Париж, б. г.; Милюков П. Н. Россия на переломе: В 2 т. — Париж, 1927; Минц И. И. История Великого Октября: В 3 т. — М., 1967–1973; Рабинович А. Большевики приходят к власти. Пер. с англ. М., 1989; Acton E. Rethinking the russian revolution. — L., 1990; Mawdsley E. The russian revolution and the Baltic fleet: War and politics, febreary 1917- april 1918. — N. Y., 1978 etc.
43
См.: Деникин А. И. Указ. соч. — Т. 2. — С. 98.
Именно с провозглашением внепартийности, на взгляд автора, и следует связывать начало кристаллизации «белой идеи». Интересы государства, России, в противовес частным устремлениям отдельных групп и лиц российской общественности, раскалывавших единство русского общества во имя своих партийных программ, составили суть, квинтэссенцию всей идеологии белого дела.
Западный историк П. Кенез, специализирующийся на исследованиях истории русской гражданской войны, в одной из своих статей как-то заметил, что «историки объяснили мысли и мотивы белых намного меньше, чем умонастроения красных». [44]
44
Kenez P. The Ideology of the White Movement //Soviet Studies. — 1980. — Vol. 32. — P. 58. (Здесь и далее перевод автора. — В. С.).
Тем не менее идеология белого движения достаточно полно отражена в документах и материалах, касающихся деятельности белых армий и гражданских администраций как на фронтах гражданской войны, так и в тылу.
Основные идеи белой борьбы вошли в так называемую «корниловскую программу», составленную «быховскими узниками». В частности она предусматривала:. установление правительственной власти, «совершенно независимой от всяких безответственных организаций», до Учредительного собрания;. продолжение войны «в единении с союзниками до заключения скорейшего мира»;. воссоздание боеспособной армии — без политики, без вмешательства комитетов и комиссаров, и с твердой дисциплиной;. восстановление нормальной работы транспорта и упорядочение «продовольственного дела привлечением к нему кооперативов и торгового аппарата».
Разрешение основных государственных, национальных и социальных вопросов откладывалось до созыва Учредительного собрания. [45] Эти идеи, положившие начало белой борьбе с анархией и антигосударственной политикой центральных московских властей на Юге России, распространились впоследствии по остальным частям страны с помощью особо отправлявшихся миссий и центров. Они снабжались соответствующими инструкциями, как, например, делегация генерала Флуга, командированная Корниловым в Сибирь и на Дальний Восток в первой половине февраля 1918 г. [46] П. Кенез, исследуя идеологию белого движения, заметил, что для того, чтобы понять белое движение в контексте гражданской войны, надо, самое главное, понять духовный мир тех, кто вел активную борьбу с большевизмом. [47]
45
См.: Деникин А. И. Указ. соч. — Т. 2. — С. 98.
46
См.: Головин Н. Н. Указ. соч. — Ч. 2. Кн. 5. — С. 100; Архив русской революции. — Т. 9. — М., 1991. — С. 243–247.
47
См.: Кенез П. Идеология белого движения //Россия в XX веке: Историки мира спорят. М., 1994. — С. 269.
В этой связи несомненный интерес
В то время, когда основные события общественно-политических страстей вращались вокруг взаимоотношений Временного правительства и Ставки Верховного главнокомандования, бывший Верховный главнокомандующий русской армией генерал М. В. Алексеев, удалившись от дел в Смоленск, приступил к составлению своих записок. 10 июля 1917 г. одним из первых из военных и политических деятелей той эпохи он обратил внимание на исчезновение понятия «Родина»: «Кто будет впоследствии перечитывать многочисленные речи и воззвания к армии… Керенского и даже Брусилова, с изумлением остановится перед фактом, что великие понятия „Родина“, „Отечество“, „Россия“ — изгнаны из употребления…» [48] Как считает эмигрантский историк Н. Н. Рутыч, эти замечания генерала М. В. Алексеева можно рассматривать как идейный пролог к созданию новой Добровольческой армии, готовой до конца служить Родине и России. [49]
48
Цит. по: Рутыч Н. Н. Думская монархия: Статьи разных лет. — СПб., 1993. — С. 140.
49
См. там же.
Михаил Васильевич Алексеев начал войну 1914–1918 гг. начальником штаба Юго-Западного фронта. Затем был назначен главнокомандующим Северо-Западным фронтом. Летом 1915 г. на этот фронт пришелся главный удар германских войск. Трудную задачу отступления при отсутствии боеприпасов М. В. Алексеев провел с большим умением, заслужив всеобщее уважение не только в военных, но и в думских кругах. В нем видели умного, опытного и образованного генерала. Поэтому, когда в сентябре 1915 г.
Николай II неожиданно для своего правительства объявил себя Верховным главнокомандующим, а предшественника на этом посту великого князя Николая Николаевича назначил наместником и главнокомандующим на Кавказ, назначение начальником штаба русской армии генерала М. В. Алексеева успокоило офицерство и общественность. Последний слыл человеком исключительной работоспособности, спокойным, независимым и упорным в достижении поставленных целей. Генерал пользовался авторитетом не только в стране, но и далеко за ее пределами. Черчилль, оценивая его стратегические дарования, приравнял их к способностям в этой области маршала Фоша и генерала Людендорфа, командовавших во время первой мировой войны соответственно французскими и немецкими войсками. [50]
50
См.: Лехович Д. А. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. — М., 1992. — С. 37–39.
Будучи человеком скромного происхождения, выросший в бедности и пробивший дорогу к вершинам власти упорным трудом и природными дарованиями, генерал М. В. Алексеев, несомненно, был сложной натурой. Выдвинувшись на руководящие посты при царском режиме, он, тем не менее, не питал слепой преданности трону. Об этом, в частности, свидетельствует следующий факт. Во время очередного обострения длительной и серьезной болезни Алексеев отправился на лечение в Крым (с начала ноября 1916 г. до середины февраля 1917 г.). Вскоре туда, где он находился, приехали представители некоторых думских и общественных кругов, которые совершенно откровенно заявили, что назревает переворот. Хотя в беседе с ними генерал и указал на недопустимость каких бы то ни было потрясений основ государственного устройства страны во время войны, однако он не донес о заговоре государю, как того, казалось бы, требовал долг присяги. [51]
51
См. там же. — С. 64–66.
Был ли М. В. Алексеев монархистом? Очевидно, нет. Тот факт, что он не донес о заговоре царю обнаруживает степень его недоверия к старой власти. В конце концов, вопрос ставился ребром: что выше — верность престолу или родине? Очевидно его дальнейшие поступки, связанные с отречением Николая II от престола, противодействием разрушительным реформам Временного правительства в армии и участием в белом движении, доказывают то обстоятельство, что М.В.Алексеев служил не той или иной форме правления, а прежде всего — Родине.
Если под приоритетом национальных интересов в межгосударственных отношениях различных наций понимать стремление общества в максимальной степени защитить себя и свою среду обитания от ущемления в пользу других обществ, то генерал М. В. Алексеев сознавал, что ход исторического развития человечества диктует давать первенство национальным интересам перед наднациональными. Свой долг он видел в служении России, не какой-то группе населения в противовес другой, а всему народу. Собираясь, по его словам, возглавить борьбу с антигосударственной партией большевиков, рассматривавших Россию как полигон для экспериментов и приносивших ее в жертву Германии во имя своих узкопартийных интересов, он говорит своим близким, что это его «последнее дело на земле». [52] В написанном 13 августа 1918 г. письме генералу Д. Г. Щербачеву, [53] содержавшем законченное выражение взглядов М. В. Алексеева на «задачи и цели существования Добровольческой армии», идеология белого дела определялась следующим образом: «Главная идея, — писал генерал, — это возрождение единой неделимой России, восстановление ее территории, ее самостоятельности, насаждение порядка и безопасности всех граждан, возможности приступить к труду, дабы воскресить преступно разрушенные государственность, народное хозяйство и сохранить еще уцелевшие национальные богатства от дальнейшего расхищения. Без осуществления этой центральной идеи теряется смысл существования Добровольческой армии». [54]
52
Цит. по: Суворин Б. За Родиной. Героическая эпоха Добровольческой армии, 1917–1918: Впечатления журналиста. — Париж, 1922. — С. 208.
53
Генерал-адъютант Д. Г. Щербачев во время войны 1914–1918 гг. являлся помощником главнокомандующего Румынским фронтом короля Румынии. С окончанием войны проживал в г. Гдынцы, где, благодаря своим широким связям в кругах союзного командования, пропагандировал идею борьбы всего цивилизованного мира с большевизмом. Принимал активное участие в подготовке интервенции союзных войск в Новороссию (юго-западные области Российской империи — В. С.). Затем в Париже, в составе Русского политического совещания. Отвечал за организацию снабжения белых армий оружием, боеприпасами и обмундированием из материальных запасов бывших союзников. Впоследствии из-за разногласий с П. Н. Врангелем отошел от дел.
54
ГАРФ, ф. 446, оп. 2, д. 1, л. 88.