Белое на белом
Шрифт:
Узкий карниз второго этажа… Холодный ветер, бросающий снег… Песня двух девочек «Четыре поросенка»… Низкая дверь «Танненбаумбир»… Девушка, дочка хозяина…
— Как-как? — переспросил Немо, — Вы видели дочку хозяина? После этого Йохан вышел из пивной?
Ребята кивнули вразнобой.
— А что? — не выдержал Цайт.
— Продолжайте, — не ответил на вопрос Немо.
Рассказ потек дальше. Темный силуэт за ширмой внимательно слушал, изредка задавая уточняющие вопросы. События той ночи мелькали как картинки в перелистываемой книге.
Одноглазый
Наконец вопросы Немо закончились. Ребята молчали. Молчал и начальник тайной полиции.
— Вы знаете, сколько людей убивают в Бранде каждую ночь? — спросил неожиданно Немо, — Сколько их пропадает без всякого следа?
Ребята молчали. Поднятая тема им не очень понравилась.
— Я задал вопрос.
Курсанты переглянулись, медленно, как будто боялись отвести взгляд от темного силуэта.
— Нет, — Ксавье нельзя было назвать трусливым, но этот человек его пугал, — мы не знаем.
— Много. Поверьте мне, много.
Немо помолчал.
— Почему вы не бросили тела и не сбежали?
— Мы не трусы! — вспыхнул Вольф.
Немо помолчал.
— Никто не обвиняет вас в трусости, — сказал он, — В трусости вас никто не обвиняет… Почему вы не бросили тела и не сбежали?
— Брошенные тела, — начал Ксавье, — могли вызвать подозрение… Фюнмаркцы могли сказать, что их посольских убили специально…
— Почему, — перебил его Немо, — в таком случае вы не спрятали тела, курсант Ксавье?… Я не поверю, если ты скажешь, что тебе не пришло это в голову…
— Если бы это были обычные люди, — внезапно вступил Йохан, — то их тела можно было бы спрятать. Но фюнмаркцы стали бы искать своих людей и рано или поздно, но нашли бы. Даже если не нашли бы, то в таком случае все равно могли обвинить Шнееланд в убийстве…
— Шнееланд… — проговорил Немо, — Шнееланд… Но вы, все четверо, НЕ шнееландцы…
— Мы все — белоземельцы, — перебил всех Вольф, — И мы пришли в Бранд, чтобы служить королю Шнееланда, а значит…
— Помолчи, — силуэт поднял руку. Некоторое время он посидел молча, только светильники тихо шептали.
— Вы пришли в Шнееланд, чтобы служить… — повторил он слова Вольфа, — А если завтра король умрет? Кому тогда вы будете служить?
— Новому королю, — в таких вещах Вольф не сомневался.
— А если новый король окажется тираном? Кровавым безумцем, чьи войска будут жечь и насиловать? Будете ли вы по прежнему служить ему?
Вот в таких вещах Вольф сомневался.
— За что вы служите, юноши? За родину? Но Шнееланд — не ваша родина… За деньги? Но вы — не наемники… За звания? Но разве в Айнштайне нет армии?… Вас заставили? Нет… Вас вынудили обстоятельства? Нет… Так почему в истории с фюнмаркским посольством вы оказались на стороне Шнееланда?
Симон, тихой тенью застывший в углу, с интересом
Юноши смотрели друг на друга.
Это был легкий вопрос. Это был трудный вопрос.
Почему человек любит своих родителей? Почему не изменяет жене, даже если есть возможность и никто не узнает? Почему не ворует, если знает, что останется безнаказанным? Почему идет на верную смерть, спасая других? Почему не предает, если предали все? Почему не обманывает, если обманывают все?
Почему?
С позиций рациональности и чистого интеллекта все эти поступки выглядят глупыми. Гораздо правильнее и рациональнее выгнать родителей из дома, чтобы не кормить их в старости — пользы-то от них уже никакой, изменить жене при удачной возможности, украсть, обмануть, предать, если выгодно ТЕБЕ. Почему, с точки зрения холодного разума ты должен думать о ком-то еще? О других людях? Смешно… О стране? Смешно… О чужой стране, которой ты служишь? Еще смешнее…
Вот только человека делает человеком не только разум, но и что-то еще…
Честь дворянина, собственное достоинство, моральные принципы, воспитание, традиции и обычаи… Им нет рационального объяснения, но без них человек — всего лишь эгоистичное СУЩЕСТВО.
Курсанты молчали. Они не могли ответить на вопрос начальника тайной полиции. Каждый из них знал, что будет служить Шнееланду. Просто ЗНАЛ.
— Подумайте над моим вопросом… — полупроговорил-полупрошептал Немо, — И запомните: за большую услугу, оказанную стране, вы бы получили большое вознаграждение, но вы оказали Шнееланду не просто большую, а ОЧЕНЬ большую услугу… Такое не забывают… Можете идти…
Протопали сапоги выходящих из комнаты. Скрипнула дверь, шаги прозвучали в коридоре, заскрипели ступени лестницы, все стихло… Еле слышно стукнула дверь выхода.
Наступила тишина.
В этой тишине человек, сидевший в кресле за ширмой, повернулся к тому, кто сидел рядом с ним, невидимый для находящихся в комнате.
— Господин Немо, — спросил человек того, кто подсказывал ему, что нужно говорить, — почему вас так заинтересовали эти четверо? Вы ведь обычно не встречаетесь с каждым курсантом Черной Сотни?
Немо — настоящий Немо — откинулся в кресле, положил ногу на ногу и улыбнулся:
— Не слишком ли много вопросов для моего Голоса?
Бывают случаи, когда начальнику тайной полиции необходимо лично пообщаться с тем, кто не посвящен в секрет его личности, и при этом может встретиться с ним, когда Немо находится в своей повседневной ипостаси. Вот для таких случаев, чтобы избежать случайного опознания по голосу, Немо отделил свой голос от себя.
Непосвященные, с которым он разговаривает, слышат не его голос, а его Голос: молодого человека, бывшего актера бродячего цирка, с которым Немо был дружен еще до такого как стал тем, кем стал.