Белое на голубом
Шрифт:
Господи... Кого из них выбрать?!
Времени уже не осталось.
Она выкрикнула:
– Стойте! Я беру его в мужья.
Палач замолчал, повернулся в ее сторону и спросил со смехом:
– Кому тут нужен мешок костей? Девица? И которого ты берешь?
– Этого!
– выкрикнула Нильда, показывая рукой на Голена.
Он стоял к ней ближе всех. Вернее не стоял, а был прислонен к столбу, потому что стоять сам не мог, у него были раздроблены голени.
– Забирай!
– палач заржал, - Помогите ей забрать это сокровище.
Два дюжих помощника
– Больше никого не хотят взять в мужья?
Желающих не оказалось. И через пять минут трое молодых ребят задергались на виселице, веселя толпу. Народ получил зрелище, правосудие свершилось.
Царица улыбалась. Ей даже почти не было жаль, что один из этих молодых глупцов избежал смерти. Все равно он почти труп. Пусть теперь его берет, кто хочет! Сытое удовлетворение помешало ей сопоставить некоторые факты, не то она быстро бы вычислила, кто была та девчонка, которую не выдали мальчишки даже под пыткой.
А потому Нильда была уверена, что благодушие государыни может в любую секунду смениться гневом. Она решила в тот же день вместе с Голеном уйти в фиорды.
Глава 20.
Все надо было делать быстро и не вызывая подозрений. Как ей удалось убраться с площади, на которой народ продолжал наслаждаться замечательным зрелищем, она помнила словно в тумане. Главное было раздобыть хоть какой-то транспорт. Голен сейчас не в том состоянии, чтобы смог уйти своими ногами.
Нильда старалась не смотреть на него, чтобы не разрыдаться. Бедный парень скорее всего больше никогда не будет ходить. Ей повезло, какой-то веселый горожанин, судя по одежде, строительный рабочий, предложил ей большую тачку с деревянными колесами.
– Мужа погрузить, - сказал.
Она не стала отвечать на его шутки, просто благодарно закивала, весельчак помог ей положить несчастного в тачку. Перед тем, как исчезнуть в толчее, Нильда обернулась и проговорила:
– Спасибо тебе добрый человек. Тачку свою найдешь в таверне у Пайкуса. Что в порту.
А потом без остановки направилась прямо к порту. По городским улицам двигаться было легче, тачку почти не трясло, Нильда видела, что Голен мучается болью. При каждом толчке он становился бледнее привидения, но переносил все молча. Он вовсе не сказал ни слова с того момента, как его спустили с виселицы и бросили к ногам девушки, согласившейся взять его в мужья. Молчал, будто был в прострации. Но когда выбрались ближе к порту, дороги стали похуже, гораздо хуже. Тачку побрасывало на ухабах, Голен только сжимал зубы и заливался мертвенной бледностью, Нильда все-таки разрыдалась. У таверны она остановилась, сказала:
– Я на минуту, Пайкуса предупредить, - и быстро зашла в зал.
Вышла сразу, старый Пайкус вслед за ней. Бывший морской разбойник двигался куда проворнее, чем обычно, окинул пронизывающим взглядом округу и пробормотал:
– Повезло тебе девочка. Никого. Поехали скорее, пока
Потом мазнул взглядом по юноше, скрюченном на дне тачки, и отвернулся. Много разного видел на своем веку старый пират, много смертей и казней, не раз сам вздергивал лихих ребятишек на рее, или рубил головы и выпускал потроха. Но они все, все заслужили свою смерть! Все до единого. А этот мальчик... эти мальчики... Старый Пайкус нахмурился и сказал, обращаясь к Нильде:
– Давай, я его покачу.
– Нет.
– Ты устала...
– Нет. Дедушка Пайкус, не будем терять времени. Ты иди вперед, выведешь лодку, а я дотолкаю тачку к воде.
– Ладно, как скажешь, - дед бодро пошел к старому причалу, где у него была в неприметном месте спрятана лодочка. Будто специально для таких случаев. Мало ли что может произойти в жизни бывшего контрабандиста.
Разбитая мостовая сменилась деревянным настилом, Нильда устала. Двигаться становилось все труднее, а когда сошли на пляж, стало совсем тяжело. Колеса увязали в песке, девчонка вконец измучилась, волосы растрепались и лезли ей в рот.
– Нильда, - Голен в первый раз подал голос, - Брось меня.
– Молчи!
– в отчаянии прикрикнула она, толкая точку из последних сил, - Уже мало осталось.
– Брось меня, - парня трясло, он задыхался, - Зачем я тебе такой...
Его накрыло откатом от того бесчувствия, что владело им перед лицом неизбежной смерти. Отвращение к себе, к своей судьбе... Будь у Голена сейчас оружие, он бы, пожалуй, не сомневался, лишить ли себя жизни, или жить дальше. Какой смысл? Нет ему смысла жить дальше.
– Брось меня, - твердил он, видя, что девчонка надрывается.
– Замолчи!
Они, наконец, добрались, Пайкус помог втащить Голена в лодку, бедняга потерял сознание от боли. А потому путь до лагеря контрабандистов, укрытого в фиордах высокого берега, был проделан в молчании. По прибытии на место несколько мужчин помогли Нильде вытащить Голена на берег и занести в жилище ее деда Джулиуса, а Пайкус отправился обратно.
Через какое-то время Голен пришел в себя, огляделся, спросил:
– Мы у твоего деда?
– Да, но он еще не вернулся.
– Надеюсь, с ними все будет хорошо...
– молодой человек в изнеможении откинулся на тюфяке.
Нильда возилась, разыскивая то, что можно будет пустить на тряпки для перевязки, когда услышала:
– Почему ты спасла меня? Почему не кого-нибудь другого...
Она отвернулась, делая вид, что сосредоточенно ищет что-то. Не смогла сказать ему, что в тот момент он просто оказался к ней ближе всех. Это было бы бездушно и слишком жестоко. В последнее время и так слишком много жестокости. Девушка давно видела, как он на нее смотрит, знала, что он любит ее без особой надежды на взаимность. Голен ей нравился, умный, спокойный, надежный, верный. Но он был аристократ, из ближайшего окружения царской семьи. А кто она? Простая городская девчонка, разносчица в портовой таверне. Что могло быть у них общего, кроме пары-тройки шуток, которыми они обменивались при встрече.