Белое станет черным
Шрифт:
Герр Риттер слегка пригнул лысую голову и посмотрел на поэта исподлобья. Улыбнулся жирными губами, прищурился.
– Открываемся?
– Давайте, – кивнул Маяковский. И первый выложил свои карты, сразу все. – Четыре дамы! – небрежно сказал он.
– Вы пользуетесь успехом у женщин, – заметил немец. – И, видимо, они всегда приносят вам успех. Два валета.
Герр Риттер бросил на стол два валета и откинулся на спинку стула.
– Вам везет
– И не только в них, – невозмутимо ответил Маяковский. – Итак, херр Лысофф, вы проиграли мне машину и бриллиантовый гарнитур. И теперь уже вы не попадайтесь у меня на дороге. Имею полное моральное право сбросить вас с моста!
Последние слова Маяковский произнес весело, даже возбужденно. Было видно, что он очень доволен победой.
Немец поднялся со стула.
– Что ж, видно, не судьба. Выигрыш вы получите в течение трех суток. Приятно было иметь с вами дело, герр Маяковски. Всего доброго!
– И вам не болеть, – ответил Маяковский, попыхивая прилипшей к губе папиросой и собирая карты.
Немец нахлобучил на голову котиковую шапку, повернулся и, сгорбившись, направился к двери. Маяковский ткнул папиросу в блюдце, повернулся к Риттеру и окликнул:
– Одну секундочку!
Герр Риттер остановился. Посмотрел на поэта вполоборота и вопросительно произнес:
– Was noch? [3]
– Не желаете отыграться? – предложил Маяковский.
– Отыграться? Но уговор был только насчет одной партии.
3
Что еще? (нем.)
– Бросьте, – поморщился Маяковский. – Я всегда даю своим противникам возможность отыграться. При условии, что у них есть что поставить на кон.
– О, у меня есть! – улыбнулся немец. – Вот! – Он повернулся и выставил перед собой трость, как шпагу. – Эта трость из черного бамбука. Очень старая и, между прочим, когда-то принадлежала греческому принцу. А ее набалдашник отлит из платины!
– Платина? – Маяковский подозрительно сощурился. – А не серебро?
Герр Риттер обиженно поджал губы.
– Клянусь честью – платина. Ее сделал лучший берлинский мастер.
– Маловато против машины и бриллиантового гарнитура, вам не кажется? Есть у вас еще что-нибудь?
– Э-э… – Немец растерянно оглядел себя и развел руками. – Больше ничего. В бумажнике есть немного денег, но против бриллиантов это ничто.
Вид у немца был жалкий. Маяковский вздохнул:
– Что ж, тогда игра не состоится. Хотя…
– Что? – насторожился немец.
– Я готов с вами сыграть, если вы поставите на карту свою жизнь. Как это сделал я.
Герр
– Что ж, я готов. Но и вы сделаете то же самое.
– Второй раз подряд? – поднял брови Маяковский. – А не жирно вам будет?
– Жизнь против жизни, – тяжело произнес немец. – Я думаю, это будет справедливо.
Маяковский раздумывал несколько секунд, потом губы его тронула легкая и прозрачная, как вечерняя тень, улыбка, и он спокойно произнес:
– Идет. Но давайте упростим игру.
– Каким образом?
– Каждый вытянет из колоды по карте. Чья карта будет старше, тот и победил.
Маяковский говорил спокойно, но лицо его стало таким же бледным, как у немца.
– Если я проиграю, – продолжил поэт, – вы заберете обратно ваши бриллианты и машину, а вместе с ними и мою жизнь. А если выиграю, вы оставите здесь трость, после чего отправитесь на Москворецкий мост и спрыгнете с него в реку.
– Река затянута льдом, – задумчиво проговорил немец. – Я разобьюсь насмерть.
– Вот именно. Жизнь против жизни – вы сами сказали.
Некоторое время Риттер молчал, потом швырнул трость на кровать, решительно прошел к столу и уселся на стул.
– Давайте, – коротко сказал он.
Маяковский, кривя в усмешке губы, стал медленно и тщательно тасовать карты. Риттер неотрывно следил за его руками. Оба игрока были смертельно бледны. Лихорадочно горящими глазами они напоминали двух сумасшедших.
– Готово, – сказал поэт и положил колоду на стол. – Кто первый?
– Вы, – произнес Риттер.
Маяковский одной рукой слегка подснял карты, а другой ухватил одну карту за краешек и вытянул ее из колоды.
– Ну! – нетерпеливо сказал немец. – Вы будете смотреть?
Маяковский положил карту рядом с собой рубашкой кверху и покачал головой:
– Нет. Ваша очередь.
Немец нахмурился и протянул дрожащую руку к колоде. Ухватил первую попавшуюся карту, вытянул ее и так же, как Маяковский, положил рядом с собой.
– Теперь от нас ничего не зависит, – сказал он, судорожно улыбаясь. – Открываемся?
– Пожалуйста, – глядя ему в глаза, ответил поэт. – Кто первый?
Риттер сглотнул слюну.
– Вы.
Маяковский, по-прежнему глядя Риттеру в глаза, медленно перевернул свою карту. Веки у немца дрогнули.
– У вас туз, – хрипло проговорил немец, доставая из кармана платок и вытирая потные щеки.
Маяковский опустил взгляд на карту. Действительно, это был пиковый туз. Поэт облегченно вздохнул и улыбнулся.
– Ваша очередь, – мягко сказал он Риттеру.
Немец сдвинул котиковую шапку на затылок и вытер платком потный лоб.