Белое время
Шрифт:
День долгий; дорога, в оба конца, длинная,
просторная, верная, почти прямая дорога.
Сигаретки – дым
А кременёчки-то, кременёчки на зажигалке – хрень,
а сигаретки-то, сигаретки – дым,
когда стану старым, как смерть,
когда стану вусмерть больным,
буду ходить на пруд и тосковать по тем,
кого не любил при свете лун,
кого не любил при свете солнц,
кого
а ты, жена моя, – карга, вислые груди, больная нога,
с утра будешь талдычить, как говорить:
– Зачем опять ты идёшь на пруд?
Там тебя девки залюбят,
там тебя девки доразберут…
Детство
Давно уже далеко от родных мест живёшь.
Возможно даже, в большом светлом городе.
А тихим вечером прикроешь немного глаза,
и всё детство снова встанет с тобою рядом,
да так, что даже собой за горизонт уходит;
да и там, какое оно есть, всюду тоже видно
до каждой окраины, до мелкой ряби в пруду.
Детство от края до края, всюду, во времени,
точно рядом с тобой и в тебе разместилось.
Смотришь в него, куда захочешь, всё близко:
видишь его до каждого мелкого и простого,
до каждого тонкого кустика, земляники в лесу,
каждой свежей земли, глины лесной дороги,
времён года и праздников, царапин и ссадин.
Дуб
Его ветви, прочные и узловатые, возвышаются, поддерживая небо.
А внизу, рядом с корнями дерева, давно поселились чёрные муравьи,
блестящие и прочные как сталь. Они ползают вверх и вниз по дубу.
У некоторых есть крылья, и они похожи на колючих чёрных ангелов.
Там, над кроной, возможно, тоже есть тропа, ведущая прямо в небо.
Этот дуб виден издалека. Он один стоит высоко и прочно на взгорке -
такой, что только часть ствола можно охватить раскинутыми руками -
затмевает идущие вверх по склону аллеи лип, вязов, кусты орешника.
Царит над лощиной и болотом в чьих-то копытцах, деревьями ольхи,
подлеском из бузины, кустами шиповника, ветвями тонкой черёмухи.
Красноватый отблеск коры деревьев, простые разветвлённые кроны
иногда, кажется, издалека, еле уловимой схожестью напоминают дуб.
Возможно, что там, среди копытец и следов, подлеска, прочной травы,
среди мелкой воды болот притаился вход в древний мир подземелья -
дантовы места, которые охраняют стрекозы, оводы, серые лягушки…
Слова
И
когда они становятся в предложения, приобретают падежи,
пунктуацию, заглавные буквы, скрытые смыслы и паузы…
В словарях слова ещё во власти теоретиков и грамматиков,
которые заправляют их внутренними формами, поэтикой.
Лишь потом они выходят к людям: в библиотеки, интернет,
в свежем академическом облачении, обновлённые наукой.
Восторженно и сильно люблю слова, – весомые и мудрые,
которые уже стали в предложения, – свежие, новые жизни.
Потрогать, погладить каждое слово; любоваться, услышать.
Почему оно стало именно таким за время работы автора?
Кто он, этот новый Паустовский, который привёл его в мир?
Из далёкого Мещерского края, где не найти никаких красот,
"кроме лесов, лугов, и прозрачного воздуха", сена в стогах.
Избы
Из самых глубин моего дальнего детства,
самых светлых мест моей детской памяти,
вдруг встают забытые деревенские избы;
высвечиваются тёртыми жизнью боками,
плоскими и покатыми серыми крышами.
Памятью, плывешь между ними, как рыба
в прозрачной и светящейся солнцем воде.
А за избами сразу открывается вся земля
во всей своей бесконечной безмерности,
разделённая домами, словами, деревьями.
Где-то, ближе к избам, растёт зрелый сад
с яблоками и кустами чёрной смородины;
местом под молодой картофель и овощи,
где рядом, ветвясь, растут кусты и ягоды;
ветки дикой малины, яркие листья травы.
Стоит поленница дров с двуручной пилой.
Палисадник… отгороженный орешинами.
А над ним сливы, сохраняющие прохладу.
Портрет
Художник Василий Птюхин однажды написал мой портрет,
но с будущим шрамом уже на ещё целой правой щеке,
а рядом написал бабочек светлых.
А бабочки – ноги в стремена запустили, взмахнули крыльями,
и крепких лошадок погнали в галоп, в просторные дали
моего простого зелёного детства.
А там – как в книжке историй. Чего только не увидишь отсюда!..
Дом деревянный из брёвен землянок, с двускатною крышей,
где прилипла солома к стропилам;
Пол избы, от порога покатый… Там скачу я на красной лошадке,
ещё совсем неразумный, от порога избы к сегодняшним далям,