Белоснежка должна умереть
Шрифт:
Вдруг она опять вздрогнула. Звуки! На этот раз она не ослышалась. Шаги! Снаружи, у двери! Они быстро приближались и наконец затихли. В замке со скрежетом повернулся ключ. Амели хотела встать, но ее тело словно заскорузло за несколько дней и ночей от холода и сырости. Помещение вдруг озарилось ярким лучом света, который на несколько секунд ослепил Амели. Затем дверь опять закрылась, проскрежетал ключ в замке, и послышались удаляющиеся шаги. Разочарование впилось в нее сотнями удушающих щупалец. Даже не принесли свежей воды!
Но тут ей вдруг показалось, что она слышит чье-то дыхание.
— Кто здесь?
— Амели!
У нее от радостного изумления перехватило дыхание. Сердце бешено заколотилось.
— Тис?.. — прошептала она и поднялась, опираясь о стену.
В темноте было непросто сохранять равновесие, хотя она уже знала здесь каждый квадратный миллиметр. Вытянув вперед руки, она сделала два шага и вздрогнула, почувствовав чье-то теплое тело. Она услышала напряженное дыхание, схватила руку Тиса. Он не отпрянул, а тоже взял ее руку и крепко сжал.
— Боже мой, Тис!.. — Амели уже не в силах была сдерживать слезы. — Как ты здесь очутился? О Тис!.. Тис!.. Я так рада! Так рада…
Она прижалась к нему, обвила его руками и дала волю слезам. Ее ноги стали ватными. Она испытала огромное чувство облегчения — наконец-то, наконец-то она была не одна! Тис не шевелился. Потом она вдруг почувствовала, что он тоже обнял ее, осторожно и неумело. Но через несколько секунд он притянул ее к себе и прижался щекой к ее волосам. И ее страх мгновенно улетучился.
Его опять разбудил мобильный телефон. На этот раз звонила Пия, всегда неизменно встававшая с петухами. Она сообщила ему в двадцать минут седьмого, что Тис Терлинден ночью исчез из психиатрической больницы.
— Мне позвонила врач, — сказала она. — Я уже здесь, в клинике, и успела поговорить с заведующим отделением и дежурной сестрой. Она заглядывала к нему в двадцать три двадцать семь, во время последнего обхода. Он лежал в своей кровати и спал. А когда она зашла к нему в пять двенадцать, его уже не было.
— Как они это объясняют?
Боденштайну стоило немалого труда подняться с постели. Ему удалось поспать всего часа три, и теперь он чувствовал себя так, будто на нем воду возили. Не успел он заснуть, как ему позвонил Лоренц. Потом Розали. Она готова была опять сесть в машину и приехать к нему. Ему лишь с трудом удалось отговорить ее.
Он со стоном принял вертикальное положение. На этот раз он без приключений нашел выключатель у двери.
— Никак. Все обыскали, но его нигде нет. Дверь его палаты была заперта на ключ. Такое впечатление, будто он растворился в воздухе. Как, кстати, и все остальные… Черт бы их всех побрал! Просто зла не хватает!
На след Нади фон Бредо или Тобиаса Сарториуса так до сих пор и не удалось напасть, несмотря на федеральный розыск с привлечением прессы, радио и телевидения.
Боденштайн потащился в ванную, где он с вечера предусмотрительно включил батарею и закрыл окно. Его отражение в зеркале было зрелищем не для слабонервных.
Закончив разговор, он снял пропотевшую футболку и трусы и основательно вымылся под душем. Ему катастрофически не хватало времени. Все расследование грозило пойти насмарку. Что сейчас необходимо было сделать в первую очередь? С чего начать? Судя по всему, ключевыми фигурами в этой трагедии были Надя фон Бредо и Грегор Лаутербах. Их и надо было найти.
Клаудиус Терлинден принял известие о самоубийстве сына внешне спокойно. После четырех дней и трех ночей, проведенных под арестом, его непринужденную любезность сменило упорное молчание. Еще в четверг его адвокат опротестовал решение о его аресте, но Остерманну удалось убедить судью в обоснованности опасений, что обвиняемый, находясь на свободе, скроется от следствия или будет препятствовать установлению истины по делу. Однако долго держать его под стражей они не смогут, если в ближайшие часы не добудут более серьезные доказательства его вины, чем отсутствие у него алиби на момент исчезновения Амели.
— Мой сын всю жизнь был слишком мягкотелым. — Это был его единственный комментарий.
С расстегнутым воротом рубашки, небритый и непричесанный, он был немногим харизматичнее огородного чучела. Пия тщетно пыталась вспомнить, что обаятельного она в свое время в нем нашла.
— Зато у вас твердости хоть отбавляй, верно? — саркастически воскликнула она. — У вас ее столько, что вам совершенно наплевать, что вы натворили своим враньем и своими махинациями. Ларс покончил с собой, потому что не мог больше терпеть мук совести, у Тобиаса Сарториуса вы отняли десять лет жизни, а Тиса вы так запугали, что он одиннадцать лет охранял труп девушки.
— Я не запугивал Тиса! — Терлинден в первый раз за это утро посмотрел на Пию. В его покрасневших глазах вдруг появилось выражение настороженности. — О каком трупе вы говорите?
— Да бросьте вы! — Пия сердито покачала головой. — Я надеюсь, вы не станете уверять меня, что не знали, что находилось у вас в подвале под оранжереей?
— Я не был в этом подвале уже двадцать лет.
Пия взяла стул и села напротив него.
— Вчера в подвале под мастерской Тиса мы обнаружили мумифицированный труп Штефани Шнеебергер.
— Что?.. — В его глазах в первый раз мелькнула неуверенность. Фасад его железного самообладания дал тонкую трещину.
— Тис видел, кто убил обеих девушек, — продолжала Пия, не сводя с Терлиндена глаз. — Кто-то узнал об этом и пригрозил Тису упрятать его в сумасшедший дом, если он вздумает когда-нибудь произнести хоть слово на эту тему. И я твердо уверена в том, что это были вы.
Терлинден отрицательно покачал головой.
— Сегодня ночью Тис исчез из клиники. И это случилось после того, как он рассказал мне, что он тогда увидел.