Белые чулки
Шрифт:
— Болдок! — Девушка вскочила на ноги, смотря на Джинса. — Вы сказали — Болдок?
— Именно так, мисс.
— Кто владеет этой усадьбой? — быстро спросила она. — Фамилия?
— Грейман.
— Какой он из себя?
— Старик лет шестидесяти, седой и жесткий, как гвоздь. Тот еще старый дьявол; готов поспорить, он слишком хитер даже для Леннокса Мэйна.
Она долго молчала после того, как Джинс пошел своей дорогой дальше, а потом внезапно спросила:
— Пригласишь меня на дерби, Джек?
— Боже правый! Вот уж не думал, что тебе захочется это видеть, — покачал он головой, — видеть крушение всех наших надежд.
—
От удивления он смог только кивнуть. До сих пор она не проявляла ни малейшего интереса к скачкам.
Похоже, какие-то сведения о проблемах гнедого фаворита все же просочились наружу, потому как утром гонки на Ямыня давали уже двадцать пять к одному, а утренняя пресса муссировала слухи о постигшей его неудаче.
«До нас дошли сведения, — писала „Спортинг-пост“, — что с Ямынем, „темной лошадкой“ мистера Греймана, не все в порядке. Возможно, неверным будет называть этого коня „темной лошадкой“, поскольку он уже дважды принимал участие в скачках, но, пока имя Ямыня не появилось в списке участников, немногие могли предположить, что сын Мандарина и Эттабелль намеревается участвовать в соревнованиях такого уровня. Мы питаем глубокое уважение к хозяину лошади мистеру Стюарту Грейману и надеемся, что слухи преувеличены».
Марджори раньше не бывала на скачках и, наверное, была бы впечатлена и более скромным событием, но Эпсом стал настоящим откровением. Это были не столько скачки, сколько гигантский фестиваль и ярмарка. Толпа пугала девушку. Стоя на крыше автомобиля, она попыталась прикинуть число собравшихся. За пестрым скопищем народу не видно было травы на холмах; люди бесчисленной фалангой тянулись от одного края скакового круга до другого, занимали все места, окружали букмекеров и заполняли беговые дорожки между гонками. Оглушающий шум, беспрестанное движение, калейдоскоп цветов, палатки и афиши привлекали ее внимание больше, чем лошади.
— Публика только о Ямыне и говорит, — сказал Джек, вернувшийся с разведки. — Говорят, что Ямынь в скачке участвовать не будет. Газеты готовят нас к этому. Боюсь, дорогая, я показал себя невероятным глупцом.
Она перегнулась через край крыши и вложила что-то в его руку — листок бумаги, с удивлением понял Джек.
— Это что — кредитный билет? Ты собираешься сделать ставку?
Она кивнула.
— Я хочу, чтобы ты сделал ставку для меня.
— И на кого же?
— На Ямыня, — ответила девушка.
— На Ямыня! — недоверчиво повторил Джек и посмотрел на билет. Тот был на сотню фунтов. Юноша только беспомощно воззрился на невесту. — Не нужно этого делать, право же, не стоит.
— Я прошу тебя, — твердо сказала она.
Джек пробрался туда, где принимали ставки букмекеры из конторы Таттерсолла, и после окончания предварявшей дерби гонки нашел там своего знакомого. Когда юноша вернулся к невесте, ставки выросли еще.
— За эту сотню мы в случае выигрыша получим две тысячи, — сказал он, — но я еле заставил себя сделать ставку.
— Я бы очень разозлилась, не сделай ты этого, — ответила девушка.
— Но зачем… — начал было он и замолчал, когда на доске появились имена участвующих лошадей. — Ямынь участвует, — прошептал он.
Никто не знал этого лучше Марджори. Она видела бирюзовый камзол жокея на предварявшем скачки параде и заметила знаменитые
Бирюзовый камзол был третьим на подъеме, четвертым на ровном участке у поворота железной дороги, снова третьим на выходе на прямую после поворота с Таттенхем Корнер — а затем пронзительный голос ближайшего букмекера возвестил: «Ямынь победил!»
— Не знаю, с чего и начать, — сказала она тем вечером. Они ужинали вместе, но на сей раз у Марджори. — Все началось с месяц назад, когда пожилой джентльмен появился в парикмахерской и прошел к хозяину, мистеру Феннету. Они говорили минут десять, после чего послали за мной. Мистер Феннет сказал мне, что у этого господина особый заказ и что нужен эксперт в покраске волос. Я сначала думала, что речь идет о нем самом, и было даже жаль, что этому джентльмену захотелось избавиться от благородной седины. Только на следующей неделе я узнала, зачем в действительности потребовались мои услуги, когда за мной прислали машину и отвезли в Болдок. И вот тогда он рассказал мне суть дела. Он спросил, все ли необходимое для обесцвечивания и окраски у меня с собой, и, когда я ответила утвердительно, посвятил меня в тайну. Он сказал, что очень щепетильно относится к масти своих лошадей и что у него есть великолепный конь с белыми ногами — вот эти-то ноги ему и не нравились. Он хотел, чтобы я выкрасила ноги, и конь стал полностью гнедым. Конечно, сначала я рассмеялась — это звучало так забавно, — но он был совершенно серьезен, а потом меня познакомили с этим самым конем. Более странного клиента у меня еще не было, — улыбнулась она.
— И ты перекрасила лошадь?
Она кивнула.
— Но это было не все. Был еще один конь, чьи ноги нужно было обесцветить. Бедненький, теперь ему так и ходить с белыми чулками, разве что хозяин пожелает опять его перекрасить. Тогда я ничего не знала, но теперь знаю, что это конь по имени Джанкет. Каждые несколько дней я должна была ехать в Болдок, обновлять краску и повторять обесцвечивание. Мистер Грейман договорился с мистером Феннетом, что мой гонорар останется в тайне даже от фирмы, и, конечно, я ничего не сказала — даже тебе.
— Значит, когда я видел тебя в машине…
— Я ездила в Болдок красить и обесцвечивать моих очаровательных клиентов, — рассмеялась она. — Я совершенно не разбираюсь в скаковых лошадях и не имела ни малейшего представления, что конь, которого я красила — Ямынь. Пока Вилли Джинс не сказал «Болдок», я не знала, что конюшня имеет какое-то отношение к Дерби. Утром, после того как мы расстались, мне пришлось опять ехать в Болдок и удалять краску: мистер Грейман сказал, что передумал и снова хочет видеть коня с белыми чулками. Вот тогда я отважилась поговорить с ним и рассказала, в каком ты положении. Он рассказал мне всю правду и взял обещание хранить все в тайне. Он помирился с Ленноксом и все рассказал ему о Ямыне, но потом узнал, что Леннокс ему не верит и следит за лошадьми. Мистер Грейман настолько разозлился из-за этого, что решил пойти на обман — перекрасил лошадей и позволил шпиону увидеть, как охромел бедный Джанкет, — он знал, что тому не выдержать кентера. Он сказал мне, что поставил на Ямыня, и это принесет ему целое состояние.