Белые и синие
Шрифт:
Друз соскочил с лошади, бросив поводья ей на шею, подошел к шейху, скрестив на груди руки, и низко ему поклонился.
Тот сказал ему несколько слов по-арабски.
— Я не ошибся, — обернулся шейх Ахера к своему спутнику, — авангард паши Дамаска только что перешел через мост Якуба.
— Мы сейчас это проверим, — отозвался Ролан, которого наши читатели, вероятно, узнали по его презрению к опасности.
— В этом нет нужды, — сказал шейх Ахера, — Азиб видел!
— Предположим, — продолжал Ролан, — но, возможно, Азиб плохо смотрел. Мне будет гораздо спокойнее, когда я увижу все своими глазами. Эта высокая гора, похожая на пирог, вероятно, Табор. Стало быть, Иордан позади. Мы находимся в четверти льё
Ролан вскочил на лошадь, отдохнувшую за время привала, и помчался во весь опор по направлению к горе Табор, не заботясь о том, следуют ли за ним шейх и Азиб.
Минуту спустя он услышал, что оба его спутника скачут следом.
VIII. ПРЕКРАСНЫЕ ДЕВЫ НАЗАРЕТА
На протяжении примерно одного льё он ехал через великолепную Ездрилонскую долину, самую обширную и известную в Палестине после равнины, по которой протекает Иордан. Некогда ее именовали раем и житницей Сирии, равниной Изрееля, полем Ездрилона и равниной Мажед-до — под всеми этими названиями она воспета в Библии. Эта местность была свидетельницей поражения мадианитян и амалекитян, сокрушенных Гедеоном. Она видела Саула, который стоял станом возле источника, что в Изрееле, перед тем, как сразиться с филистимлянами, собравшими войска в Афеке. Она видела, как побежденный Саул бросился на свой меч и трое его сыновей погибли вместе с ним. На этой же равнине, возле дворца Ахава находился виноградник бедного Навуфея, которого безбожная Иезавель приказала побить камнями как богохульника, чтобы завладеть его наследством. Здесь же Иегу пронзил сердце Иорама стрелой, выпущенной из лука. Наконец, почти на том же месте, где завтракали молодые люди, Иезавель была выброшена из окна по приказу Иегу и ее тело растерзали псы.
В средние века эта равнина, где происходило столько событий, именовалась равниной Савской. Ныне она называется Мердж-ибн-Амер, что означает «пастбище сына Амера». Она простирается в ширину на расстояние около пяти льё между горами Гелвуй и Назарета. На краю ее возвышается Табор, куда скакали галопом трое всадников, даже не размышляя о славе земли, которую топтали копытами их кони.
Гора Табор доступна со всех сторон, особенно со стороны Фули, откуда они подъехали.
Им пришлось взобраться на вершину, прежде чем они оказались над уровнем двух холмов средней высоты, заслонявших от их взоров Иордан и Тивериадское озеро. Впрочем, эта задача оказалась нетрудной для арабских лошадей.
По мере того как они поднимались, перед ними открывалась все более широкая панорама. Вскоре они увидели необозримую лазурную гладь, окаймленную золотым песком с одной стороны и холмами, поросшими рыжеватой травой — с другой; то было Тивериадское озеро, соединенное с Мертвым морем рекой Иордан, что струится по голой равнине подобно желтой ленте, сверкающей на солнце. Тотчас же их взоры устремились в эту сторону: перед ними предстала вся армия паши Дамаска, следовавшая по восточному берегу озера и переходившая через Иордан по мосту Иакова. Ее авангард уже скрылся в проходе между Тивериадским озером и горой. Было очевидно, что армия движется по направлению к селению.
Молодые люди не в состоянии были подсчитать хотя бы приблизительно это великое множество воинов. Одни лишь всадники, которые шли пешком из прихоти, свойственной восточным народам, растянулись на несколько льё; за четыре льё было видно, как блестят на солнце ружья, а пыль, которую вздымали лошади своими копытами, казалась золотым сиянием.
Было около трех часов пополудни.
Времени было в обрез; шейх Ахера и Азиб могли прибыть в лагерь Бонапарта и предупредить его лишь к концу ночи или на рассвете, учитывая то, что по дороге они сделают привал возле реки Киссон, чтобы
Что касается Ролана, он решил отправиться в Назарет и предостеречь Жюно, вместе с которым рассчитывал участвовать в сражении, что сулило ему большую свободу действий.
Трое молодых людей быстро спустились вниз и расстались у подножия горы Табор; двое арабов поскакали по Ездрилонской долине, а Ролан помчался прямо в Назарет, белые дома которого он видел с вершины горы; они напоминали голубиные гнезда, свитые посреди темной зелени холмов.
Тот, кто был в Назарете, знает, какие отвратительные дороги туда ведут; то справа, то слева от дороги зияет пропасть; прелестные цветы, растущие повсюду, где скудная земля позволяет им пустить корни, скрашивают путь, но не делают тропу менее опасной; это белые лилии, желтые нарциссы, голубой и розовый шафран — их свежесть и нежность нельзя даже представить. Впрочем, недаром слово «незер», от которого происходило название Назарет, переводится с древнееврейского как «цветок».
Дорога была извилистой, и город три-четыре раза открывался взору Ролана, прежде чем молодой человек добрался до него. За десять минут до въезда в Назарет он встретил пикет гренадеров двенадцатой полубригады. Ролан назвал себя и осведомился, где находится генерал — в Назарете или его окрестностях.
Генерал был в Назарете, и всего лишь четверть часа назад он проверял свои аванпосты.
Ролану пришлось пустить лошадь шагом. Благородное животное проделало восемнадцать — двадцать льё без отдыха, не считая остановки во время завтрака; теперь, когда он был уверен, что скоро встретится с генералом, не было смысла загонять коня.
Подъезжая к домам на окраине Назарета, Ролан столкнулся с отрядом драгун во главе с одним из своих приятелей, командиром бригады Денуае. Доверив своего скакуна солдату, он спросил, где генерал Жюно.
Было примерно полшестого вечера.
Командир бригады Денуайе посмотрел на солнце, которое собиралось скрыться за горами Наблуса, и со смехом ответил:
— В это время женщины Назарета ходят по воду; должно быть, генерал Жюно находится сейчас на дороге, ведущей к источнику.
Ролан пожал плечами, вероятно подумав, что генерал мог бы найти себе иное место и занятие, вместо того чтобы производить смотр красавиц Назарета. Тем не менее он последовал полученному указанию и поскакал на другой конец селения.
Источник находился примерно в десяти минутах ходьбы от последнего дома; по краям дороги, ведущей к нему, возвышались стеной гигантские кактусы. В ста шагах от источника Ролан действительно увидел генерала и двух его адъютантов: они наблюдали за проходящими мимо женщинами.
Жюно узнал адъютанта Бонапарта. Все знали о дружеских чувствах главнокомандующего к Ролану, и по этой причине каждый желал ему добра; но, даже если бы Бонапарт вовсе не благоволил к Ролану, у молодого адъютанта нашлось бы в армии немало друзей благодаря его учтивости и непринужденности в обращении, а также смелости, которая уже была общеизвестна. Жюно подошел к нему с распростертыми объятиями.
Однако Ролан, строго соблюдавший субординацию, поздоровался с ним как подчиненный, ибо больше всего на свете он боялся дать повод подумать, что ставит доброе отношение главнокомандующего себе в заслугу.
— Вы привезли нам хорошие известия, дорогой Ролан? — спросил Жюно.
— Да, мой генерал, — отвечал Ролан, — ибо я приехал сообщить вам о приближении неприятеля.
— Клянусь честью, — воскликнул Жюно, — я не знаю ничего более приятного, чем видеть неприятеля, за исключением созерцания этих красоток, которые все как одна носят свои кувшины, — сущие царевны Навсикаи! Посмотрите же, дорогой Ролан, какой неприступный вид у этих плутовок: можно подумать, что это античные богини!.. Ну, и когда же ждать неприятеля?