Белые и синие
Шрифт:
Как и полагал Ролан, шейх Ахера прибыл в лагерь на рассвете. Бонапарта разбудили в соответствии с его предписанием: «Всегда будите меня в случае дурных известий и никогда — в случае хороших новостей».
Шейха привели к Бонапарту, и он рассказал, что видел, как двадцать пять или тридцать тысяч человек перешли через Иордан и вступили на территорию, прилегающую к Тивериадскому озеру.
На вопрос Бонапарта о Ролане он ответил, что молодой адъютант взялся предупредить Жюно, находившегося в Назарете, и попросил передать Бонапарту, что у подножия Табора, между этой горой и горами Наблуса, раскинулась огромная равнина, где свободно можно уложить
Бонапарт приказал разбудить Бурьенна, потребовал карту и вызвал к себе Клебера.
В присутствии последнего молодой друз, которому он дал карандаш, обозначил на карте точное место переправы и маршрут мусульман, а также путь, которым он, шейх Ахера, следовал, возвращаясь в лагерь.
— Вы возьмете свою дивизию, — сказал Бонапарт Клеберу, — она должна состоять примерно из двух тысяч солдат. Шейх Ахера будет вашим проводником, дабы вы не вышли на ту же дорогу, по которой он ехал с Роланом. Вы отправитесь в Сафарию самым коротким путем и уже завтра на рассвете прибудете в Назарет. Пусть каждый солдат возьмет с собой воды на целый день. Хотя я вижу реку, нанесенную на карте, боюсь, что в это время года она пересохла. Если сможете, начните сражение на равнине, впереди либо позади горы Табор, в Лубии или в Фули. Мы должны взять реванш за сражение при Тивериаде, в котором Салах-ад-Дин взял верх над Ги де Лузиньяном в 1187 году. Постараемся, чтобы туркам не пришлось ожидать нас. Не беспокойтесь обо мне: я прибуду вовремя.
Клебер собрал дивизию и в тот же вечер расположился лагерем возле Сафарии, города, где, по преданию, жили святые Иоаким и Анна.
В тот же вечер он отправил гонца к Жюно, оставившего передовой отряд в Кане, и снова поднялся в Назарет, питая слабость к этому месту.
Жюно сообщил, что неприятель не покидал своих позиций в Лубии и, следовательно, Клебер встретится с ним в одном из двух пунктов, указанных Бонапартом, — иными словами, впереди горы Табор.
В четверти льё от Лубии находилось селение под названием Сеид-Джарра, где обосновалась часть турецкой армии — семь-восемь тысяч человек. Клебер приказал Жюно атаковать ее с частью своей дивизии, в то время как он с остальными солдатами, построенными в каре, должен был вести наступление на кавалерию.
Спустя два часа пехота пашей была выбита из Сеид-Джарры и кавалерия — из Лубии.
Турки, потерпевшие поражение, беспорядочными рядами отступили к Иордану. Под Жюно в этой битве убили двух лошадей; тогда он взобрался на верблюда, оказавшегося рядом, и тот вскоре увлек генерала в гущу турецких всадников, среди которых он возвышался как великан.
Получив удар ниже колен, верблюд рухнул как подкошенный. К счастью, Ролан не терял генерала из вида; он поспешил к нему с Тентюрье, адъютантом Жюно — тем, что любовался вместе с генералом прекрасными девами Назарета.
Оба адъютанта с быстротой молнии обрушились на людскую массу, обступившую Жюно, проложили себе путь и пробились к нему. Они посадили генерала на лошадь убитого мамлюка и, с пистолетами в руках прорвавшись сквозь живую стену, вновь оказались среди своих солдат, которые уже не надеялись увидеть адъютантов и хотели разыскивать их трупы.
Клебер прибыл так быстро, что его обоз не успел за ним последовать; вследствие этого он оказался без боеприпасов и не смог преследовать неприятеля.
Он отступил к Назарету и укрылся в Сафарии на укрепленных позициях. Тринадцатого Клебер обнаружил неприятеля. Мамлюки Ибрагим-бея, янычары
Дамаска, арабы
Клебер немедленно и подробно уведомил об этом главнокомандующего. Он сообщил, что открыл местонахождение неприятельской армии; ее численность, вероятно, достигает тридцати тысяч человек, из них двадцать тысяч кавалеристов, а также известил о том, что на следующий день собирается атаковать все это скопище двумя с половиной тысячами солдат. Он закончил письмо следующими словами:
«Неприятель находится именно в том месте, где Вы хотели его встретить; постарайтесь не опоздать к празднику».
Шейху Ахера поручили доставить эту депешу; но равнина была наводнена связными неприятеля, и поэтому письмо было отправлено с тремя гонцами в разное время.
Бонапарт получил две депеши из трех: одну — в одиннадцать часов вечера, другую — в час ночи. Третий посланец бесследно исчез.
Бонапарт и не думал уклоняться от участия в «празднике». Было необходимо тотчас же ввести в сражение все силы и дать противнику решительный бой, чтобы отбросить грозное полчище, которое могло разгромить его у стен Сен-Жан-д'Акра.
В два часа ночи Мюрата выслали вперед с тысячей пехотинцев, легкой пушкой и отрядом драгун. Он получил приказ двигаться к берегам Иордана, где ему следовало захватить мост Иакова, чтобы не допустить отступления турецкой армии. Ему предстояло пройти более десяти льё.
Бонапарт выступил в три часа ночи, взяв с собой все, без чего могли обойтись осаждавшие, удерживая неприятеля в стенах города. На рассвете он разбил лагерь на возвышенности близ Сафарии и приказал выдать солдатам хлеба, воды и водки. Бонапарту пришлось избрать самую длинную дорогу из-за того, что его артиллерия и обозы не могли проехать по берегу Киссона.
В девять часов утра он снова двинулся в путь и в десять был у подножия горы Табор.
Здесь, на обширной Ездрилонской равнине, на расстоянии примерно трех льё он увидел дивизию Клебера численностью до двух с половиной тысяч солдат — она сражалась с обступавшим ее со всех сторон войском и казалась среди него черной точкой, объятой огнем.
Более двадцати тысяч всадников атаковали дивизию, то кружась вокруг нее вихрем, то обрушиваясь на нее лавиной; никогда еще французские воины, столько повидавшие на своем веку, не видели такого количества конников, двигавшихся, гарцевавших и наступавших на них; тем нее менее каждый солдат, чувствуя ногой ногу соседа, сохранял необыкновенное хладнокровие, зная, что в нем заключается единственная надежда на спасение; каждый, приберегая пули для всадников, поражал турок в упор, стреляя лишь тогда, когда был уверен, что попадет в цель наверняка, и колол лошадей неприятеля штыком, когда те подходили слишком близко.
Каждый солдат получил по пятьдесят патронов, но в одиннадцать часов утра пришлось выдать всем еще по пятьдесят. Французы произвели сто тысяч выстрелов, окружив себя грудой людских и конских трупов, и укрылись за этой жуткой кровавой стеной как за крепостным валом.
Вот что предстало перед Бонапартом и его армией, когда они вышли из-за горы Табор.
И тут из груди каждого воина вырвался восторженный возглас:
— На врага! На врага!
Но Бонапарт крикнул: «Стой!» — и заставил солдат выждать четверть часа. Он знал, что в случае необходимости Клебер продержится еще несколько часов, и хотел, чтобы сражение шло своим чередом.