Белые крылья зиккурата
Шрифт:
«Кроме одной», – пронеслось у Лиры в сознании, но она тут же качнула головой, отгоняя эту мысль.
Дверь на смотровую площадку приоткрылась, и, сделав несколько бесшумных шагов, аран-тал оказался рядом. Чашка горячего шоколада дымилась у Дайнэ в руках.
– Дайнэ… – Лира попробовала имя на вкус и подумала, что оно ей нравится.
– Вы могли замёрзнуть, – сказал воин, продолжая держать чашку и стоять напротив своей намэ.
Лира вздохнула. Она любила шоколад. Но холод в голосе аран-тал отбивал всё желание его пить.
«Он
– Спасибо, – сказала тихо и сделала глоток.
Лира ждала, когда аран-тал её покинет, но тот не уходил.
Наконец, сделав над собой усилие, Лира подняла взгляд и замерла, разглядывая безупречно холодное лицо.
«Аран-тал не должен подбираться так, чтобы меня отвлекать, – продолжала размышлять она. – Скорее, его должны были выбрать таким, чтобы я ощущала под его покровительством психологический комфорт, но… никакого комфорта и в помине нет».
– Я считаю этот обычай варварским, – произнесла Лира прежде, чем поняла, что слова, звучавшие раньше только у неё в голове, сорвались с губ.
– Какой?
Лира могла бы поклясться, что аран-тал отвечает ей только потому, что инструкция предписывает проявлять внимание к эмоциональным всплескам подопечной, и вздохнула.
– Обычай… – она задумалась, формулируя мысль. – Когда один прислуживает другому.
Аран-тал вздрогнул и прищурился, а когда посмотрел на Лиру, в глазах его читалась плохо скрываемая злость.
Дайнэ молчал, оставляя на волю Лиры гадать, что он хотел и не решился сказать.
«Я тоже»?
Или – «Вы считаете, я вам прислуживаю?»
Намэ встала, чтобы избежать необходимости смотреть в глаза Дайнэ, и прошлась по периметру площадки.
– У нас пока ещё есть время, – сказала Лира. – И мы не покинули земель, верных Короне Севера. Возможно, вы хотели бы спуститься… посмотреть что-нибудь или купить?.. – она помешкала и добавила совсем тихо: – Я ведь тоже должна о вас заботиться.
Дайнэ молчал. Так долго, что Лире показалось, что он вот-вот просверлит ей затылок взглядом. Она повернулась и внимательно посмотрела в глаза аран-тал.
– В этом нет ничего плохого, – так же негромко сказала намэ.
– Благодарю, – сухо ответил аран-тал, – у меня всё есть.
Снова наступила тишина. Лира отвернулась. Её одолела незнакомая доселе сумятица мыслей. Она сама не знала, чего хотела сильнее – чтобы аран-тал ушёл и оставил её одну… или чтобы смягчился хоть капельку и наконец-то с ней поговорил.
– Вы сказали, что хотели играть на флейте, – сказала она наконец, всё ещё делая вид, что разглядывает пелену облаков, – я об этом знала. – Ответом Лире послужила тишина, и она продолжала: – Вам не понравился тот инструмент, который я для вас подобрала?
Тишина стала мучительной и колючей. Намэ резко обернулась и успела поймать отражение ненависти на красивом лице воина, однако в следующий миг оно снова оказалось равнодушно
– Я плохо разбираюсь в инструментах, – поспешила уточнить она. – Если вам не понравилось, мы могли бы вместе подобрать…
– Намэ, – почти грубо перебил её аран-тал, – в этом нет необходимости. Я никогда не буду играть на флейте. У меня нет на это времени. Я должен вас охранять. Ночью. И днём.
Лира шагнула к нему и, остановленная холодным взглядом, мгновенно примёрзла к полу.
– Меня не мучают кошмары, – как можно мягче сказала она, – ночью вы можете спать.
– Благодарю. Ваша щедрость очень велика.
Слова Дайнэ прозвучали как пощёчина, и Лира выждала какое-то время, восстанавливая душевное равновесие. Ей очень захотелось напомнить аран-тал, что он должен заботиться не только о физическом, но и душевном комфорте своей намэ, но Лира заставила себя промолчать.
Какое-то время они сидели в тишине, а затем намэ с позором сбежала в свою спальню – ей, главе Совета талах, пришлось признать, что она не способна найти общий язык даже с собственным аран-тал.
Сколько Лира себя помнила, она всегда была окружена любовью и вниманием, если не сказать – почитанием. У Крылатых не было понятия «божество», но ей поклонялись, словно богине. Все знали, что намэ предназначена не просто наблюдать и исследовать, но направлять жизнь своего народа в ближайшие несколько десятков лет.
Лира ощущала эту заботу, как ватную подушку облаков, в которой сколько ни трепыхайся – не утонешь. И не вырвешься из неё, не увидишь настоящего цвета глаз и настоящих чувств.
Намэ привыкла закрываться, оставаясь открытой, привыкла к необходимости говорить вслух только те мысли, которые хотят от неё услышать, показывать только те чувства, которых от неё ждут. Можно сказать: «Я беспокоюсь о своём народе», но нельзя – «Я понятия не имею, как мне им управлять».
Лира усвоила правила игры. Она была талах-ар. И, как любым талах-ар, ей правил интеллект. Однако намэ подозревала – и даже просчитывала вероятность такого варианта – что при изготовлении намэ в пробирку добавили ген талах-ир – склонность не только изучать, но чувствовать и понимать. Это было мудрым решением, Лира сделала бы так и сама. Холодный мир, подчинённый власти учёных, стал бы мёртвым в считанные года.
«Но если во мне есть толика талах-ир, – думала она теперь, – не значит ли это, что и в моём аран-тал, моём страже, должно быть немного от…»
Лира, обычно спокойная и рассудительная, избегала произносить название четвёртой касты даже в мыслях. Избегала, хотя не думать о ней не могла. И теперь, когда в кулуарах Совета всё чаще шёпотом произносили слово «война», разгадать тайну аран-тал казалось ещё важней.
Крылатые находили способ сосуществовать с растущей империей даэвов более пятисот лет. Лира, однако, хорошо отдавала себе отчёт в том, что причина этого устоявшегося мира в том, что даэвы находят себе других врагов.