Белые лодьи
Шрифт:
До этого прошли три — «Не спи», «Остров», «Шумный», — да, не спали и шумом были оглушены, но лодьи не вытаскивали из воды, а проводили их через бушующие протоки, таща на спинах, согнувшись в три погибели, тяжелые волочильные лычаги [159] .
А когда суда у «Ненасытеца» вытащили на берег, разгрузили их и стали по указке волочанина перетаскивать поклажу, оружие, бочки с провиантом в то место, откуда можно безопасно плыть дальше, лодьи взвалили на плечи и понесли.
159
Волочильные
Аскольд тоже подставил свое плечо, а спустя некоторое время его сменил кормчий Селян.
— Как зовут тебя? — спросил шагавшего рядом волочанина Дубыня, собирая языком с губ соленый пот и сплевывая его наземь, покряхтывая под тяжестью лодьи.
— Волотом, — ответил немногословный житель Волока.
— Ишь ты, Волот, — усмехнулся дотошный Дубыня. — Имя тебе хорошее подобрали. Соответствуешь…
— Соответствую. — И, легко поддев ладонь под днище, высвободил плечо Дубыни. — Отдохни… Заменю.
— Благодарствую!
Теперь могучая спина волочанина замаячила перед глазами Доброслава, и он вспомнил кузнеца, держащего лодью с девочкой Мерцаной на празднике Световида… Жизнью жертвовали те, кто нес ее к солнцу, а она, та Мерцана, предала их…
«Нет, не буду думать об этом», — заставляет себя Клуд, а непрошеные слезы катятся по щекам, а может быть, всего-то навсего это лишь капельки пота… И тогда из глубины самой души вдруг исходят слова Насти: «Доброслав, любимый мой…» Радостью и печалью полнится сердце. Бук, бежавший сбоку, преданно заглянул в глаза хозяина и, будто разделяя его настроение, ласково потерся левым ухом о правую ногу Клуда.
Прошли и еще три порога: «Заводь», «Кипящий» и «Малый», — скоро Крарийская переправа. Теперь реку так зажали берега, что если крикнуть, то эхо побежит от одного к другому и обратно… А стрелой, хорошо прицелившись, на противоположной стороне можно сбить шишак на шлеме знатного воеводы. Тут в две колонны не пойдешь, пришлось перестроиться. Лодья Аскольда возглавила единый теперь строй. А когда подул угонный ветер [160] и надул паруса, она вырвалась далеко вперед.
160
Дующий вниз по течению.
Не машут уже с днепровской кручи всадники Умная, видать, отстали. Хмурится, сдвигает густые брови дед Светлан: не нравится ему этот быстрый бег, хотел бы сказать, что негоже вылетать так далеко, но не смеет; Аскольд, уперев ноги в лежню [161] , всматривается вдаль невидяще, очевидно думая о чем-то другом…
А о чем может он думать?! Конечно же, о том, как сложится поход, принесет ли удачу… Если бы суждено было князю угадывать будущее!
Но ведь есть о чем и ином поразмышлять. О брате, к примеру… О его своеволии, да как поведет он себя под стенами великого города… Что смел — сомнений в том нет, только бы не проявлял безрассудство.
161
Лежня — подставка с полукруглым вырезом для более лучшей и прочной укладки бочек на палубе.
Сейчас Аскольд представлял собой хорошую цель. У шамана сердце зашлось от радости, и он выбрал из колчана стрелу с отравленным наконечником. Но тут дед Светлан насмелился и подошел к князю, чтоб предупредить. И загородил его своим могутным телом. Чернодлав со злостью выпустил
До полусотни стрел впились в борта лодьи как с одной, так и с другой стороны. А одна — с красным оперением, вождя, — угодила в мачту, и деревянные осколки больно хлестнули по лицу Аскольда; он упал на палубу, а рядом с ним рухнул и старик. Когда увидел Никита торчащее из-под левой лопатки отца хвостовое оперение, он дико взвыл от горя и бешенства, мощным рывком сбросил вниз прямой парус, чтоб лодью не нес далее угонный ветер, бросился к деду Светлану, приподнял его голову, заглянул в лицо. Глаза на нем уже подернулись предсмертным пеплом.
Аскольд вскоре оправился от замешательства и приказал воинам отстреливаться. Сам натянул лук и выпустил стрелу на высокий берег Днепра по всаднику, судя по белому коню под ним и по тюрбану на головном уборе, знатного происхождения. Тот сразу же скрылся… Стрела его не задела, лишь слегка черкнула по шее скакуна, сдернув кусочек кожи. И тут из-за ближайшего холма с гиканьем и свистом выскочили всадники Умная и погнались за нападавшими на лодью Аскольда. Те на резвых конях стали быстро удаляться, лишь трепыхались на ветру их завязанные в косы черные волосы, и русы закричали:
— Угры! Угры!
По опыту воевода знал, что за дальними холмами могла ждать его скачущих, разгоряченных погоней воинов сильная засада, и, убедившись, что никого уже из преследуемых не догнать, повелел повернуть коней.
А лучники на Аскольдовой лодье наладили дружный отпор и стрелу за стрелой посылали на низинный берег, не давая уграм высунуться из-за ивовых ветвей. С той стороны, отогнав неприятеля, всадники передовой сотни, рассредоточившись, спускались к реке, чтобы переплыть ее и взять в обхват нападающих.
Чернодлав понял всю опасность положения и, снова призвав на помощь Гурка, пустил своего коня во весь опор подальше от днепровских вод, доселе к нему так милостивых… За ним увязались остальные, но с десяток их было побито.
Шаман, скрипя зубами от злости при мысли, что покушение опять не удалось, гнал и гнал скакуна, и ветер вышибал из его глаз слезы… И если спрямить сейчас его путь, то он лежал точно бы по направлению к Джурджанийскому морю.
Долго рассказывать далее о том, как сжигали на погребальном костре тело деда Светлана на острове Хортице, достигнутом русичами на другой день к вечеру, как приносили в жертву богам у могучего дуба белых и черных петухов, как приводили в порядок суда на острове Березани, готовясь к морскому переходу, как добирались затем пешцы и конные Дира до устья Днестра по берегам реки Белой, как на Дунае, где смешивались желтые речные воды с морской прозрачностью, бились уже с печенегами и как достигали области Мисемврии, напротив реки Дичины, а потом бухты Золотой Рог.
…И подошли они к бухте Золотой Рог.
Район на стороне бухты, где располагался Константинополь, перед стеной Феодосия, назывался Космидием, на противоположном берегу находился другой, именуемый Пикридием. Между ними, как раз напротив Влахернского дворца, была протянута железная цепь, загораживающая вход в Золотой Рог. Цепь крепилась на двух круглых башнях по обе стороны бухты, а в середине покоилась на специальных бакенах.
С помощью Кевкамена, который знал потайной ход в башню, стоящую в районе Космидия, Доброслав, Дубыня, Лагир и еще десять воинов проникли в нее. Но вначале они пустили Бука, который сбил с ног двух стражников, посеяв панику. Одного он изорвал зубами.