Белые паруса. По путям кораблей
Шрифт:
Из Голой Пристани происходил родом и дядя Пава — в прошлом моряк дальнего плавания, ныне начальник яхт-клуба и одна из наиболее популярных личностей среди припортового люда. Каждый знал, почему дядя Пава «сошел на берег», — после раны, полученной на знаменитом черноморском транспорте «Львов». А до войны побывал под всеми широтами, плавал с Лухмановым и другими известными капитанами, ходил и на «Товарище» и на «Веге». Но не только бывалость создала дяде Паве авторитет. Все эти матросы, кочегары, докеры, крановщики, водолазы, старшины катеров уважали в человеке твердое слово, честное
Но в тот час, когда Костя, сперва уважительно постучав, распахнул фанерную дверь начальнического кабинета, дядя Пава сидел один. Удобно откинувшись на спинку корабельного кресла, «принайтованного» — прочно прикрепленного, к полу, он задумался о своем, рассеянно наблюдал за дымом сигареты.
— Отход? — спросил дядя Пава, подняв глаза на вошедшего.
— Да, — в тон ответил Костя, зная, что старый моряк в речах любит краткость.
Дядя Пава сунул сигарету в рот, морщась и жмурясь от дыма, который лез в глаза, достал книгу приходов и отходов. Сжимая ручку с пером так, будто это боцманская спайка, сделал запись — «Ястреб» отправляется в плавание, и сказал:
— Давай. Надолго?
— Не, под берегом покручусь.
— За небом смотри. Парит слишком. Как бы шквал не сорвался.
— Э, не впервой, — беспечно махнул рукой Костя.
Самоуверенный ответ дяде Паве не понравился. Густые брови пенькового цвета нахохлились, добрые глаза сразу стали отчужденными.
— За небом следи, говорю, — тверже повторил дядя Пава.
— Есть! — официальным тоном ответил Костя.
— Иди!
Костя повернулся и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Выйдя из павильона на пирс, Костя сделался свидетелем, даже виновником, необычной для яхт-клуба сцены.
На «Ястребе» два паруса: передний, поменьше, называемый стакселем, и второй — грот. Оба Нина поставила и сейчас сматывала в бухту грота-фал, снасть, которой поднимают грот. Девушка уговорила Михаила войти в компанию, и тот решил перебраться с пристани на корму «Ястреба», до которой было метра полтора.
Только хотел прыгнуть, как Костя закричал:
— Куда в ботинках! Куда!
Михаил пытался остановиться, но не смог. Неуклюже взмахнув руками, как курица крыльями, обрушился на тонкую палубу спортивного суденышка.
На беду ветер перебросил с борта на борт гик — деревянную рею, к которой прикрепляется нижняя часть паруса. Гик сбил еще не нашедшего равновесия Михаила с палубы. Все-таки парень в последний момент успел ухватиться за гик, повиснуть. Ноги его по колени погрузились в воду, широкое наивное лицо выражало страх и растерянность. Когда Михаил понял, что особенно бояться нечего, оно стало грустным — горе-моряк не мог сообразить, как выпутаться из неожиданной беды.
Кусая губы, давясь от смеха, Нина за гика-шкот — тонкий пропущенный через блоки трос для управления парусом — подтянула Михаила, помогла взобраться на швертбот.
Легким, пружинистым прыжком очутился на «Ястребе»
— Да ты разденься, — посоветовала Нина. Стянула через голову ситцевое платьишко, осталась в одном купальнике.
Михаил сделал вид, будто не слышит совета. Выжимать брюки перестал — они так и остались мокрыми, скомканными.
Костя взял руль, и «Ястреб», подгоняемый легким ветерком, вышел в плавание. Михаил сидел в неудобном, напряженном положении, было для него все вокруг ново и необычно. Костя развалился в картинно-небрежной позе старого морского волка: сигарета прилепилась в углу рта, «капитанка» откинута на затылок, босые ноги уперлись в скамью, по морскому «банку», противоположного борта. Нина уютно устроилась на носовой палубе, замурлыкала песенку.
Выйдя за пирс, «Ястреб» повернул вдоль пляжа. Когда отошли с полмили от гавани, заштилело. Вода сделалась блестящей, приобрела зеленоватый цвет. Почти незаметные пологие и длинные волны открытого моря ритмично покачивали швертбот, пустые паруса «Ястреба» трепыхались, невидимое морское течение несло и несло его вдоль берега.
А пляж — одесский пляж, в воскресенье кипел жизнью. Здесь собралось население иного, если не крупного, то, во всяком случае, среднего районного центра. Глаза разбегались в суматохе непрерывно передвигающихся фигур, пестроте одежд, разнообразии лиц и возрастов. К швертботу от берега несся непрерывный веселый гул, в котором слипались возгласы купающихся, ребячья перекличка, музыка, призывы репродуктора не нарушать границу заплыва. Стеклянного оттенка вода, коричневые и палевые скалы как бы прибавляли света яркому дню, делали его еще наряднее.
Низкий, присадистый катер прошел рядом с «Ястребом», швертбот закачало на взбурленной винтом волне. Михаил цепко ухватился обеими руками за банку, на которой сидел. «Эй, черепахи парусные! — задорно крикнули с катера. — Хотите на буксир?!» Костя только повел глазом в сторону шутников, ничего не ответил. Нина улыбнулась, помахала вслед удаляющемуся катеру. Пояснила Михаилу: «Наши, из сборочного цеха. В Сухой Лиман на экскурсию поехали».
Она произнесла эти простые слова так, что Михаил почему-то сразу повеселел. Происшествие с прыжком на «Ястреб», осрамившее его, стало казаться пустячным, ничего не стоящим.
— Искупаемся?
Не дожидаясь ответа, поднялась, стала на край борта. Резко оттолкнувшись длинными загорелыми ногами, прыгнула. Когда Нина вынырнула, оказалось, что шапочка ее соскользнула с волос. Девушка опять нырнула, успела поймать беглянку, прежде чем та ушла глубоко в воду.
— Иди и ты, хорошо, прохладно, — позвала Михаила.
Он насупился, отрицательно помотал головой.
— Иди, — покровительственно разрешил Костя. — Я побуду здесь.
— Прыгай! — манила к себе Нина.