Белые паруса. По путям кораблей
Шрифт:
— …Самую малость…
Дядя Пава хотел сказать что-то, однако сдержался. Коротко бросил Михаилу, который сидел на скамейке неподалеку:
— Созвать команду!
— Есть! — ответил Михаил, испуганный тоном, каким было отдано приказание.
Полминуты спустя яхтсмены окружили дядю Паву. Неторопливо подошел и Приклонский.
Дядя Пава заговорил — четко, раздельно, борясь с волнением:
— Рулевой Иванченко сейчас, перед соревнованиями, употребил спиртные напитки…
— Это ты, голуба, зря, — добродушно заметил Приклонский. —
— Пьянице среди спортсменов не место… — продолжал дядя Пава, не обращая внимания на рассуждения Приклонского.
— Хмель ветром выдует, — опять вмешался Илларион Миронович.
— Как капитан команды, я отстраняю Иванченко от участия в гонках, рулевым пойдет Михаил Савченко, матросами Нина Снегирева и Филипп Горовой, — закончил дядя Пава.
Костю эти слова буквально ошеломили. Он стоял, ничего вокруг не слыша и не понимая. Зато взор Сеньки на секунду блеснул удовлетворением — события разыгрались точно так, как он ожидал.
Сенька мгновенно состроил скорбную физиономию и заговорил — первым среди общего тягостного молчания:
— Ты это брось! Подумаешь беда, человек самый чуток выпил.
Дядя Пава даже не посмотрел в его сторону. Лицо старого моряка ясно выражало, что отменять свое решение он не собирается.
Переглянулись Михаил и Нина. Отстранение Кости от гонок поразило и их. Молодой яхтсмен был далеко не уверен в своих спортивных навыках. Нина в глубине души тоже не надеялась взять приз под его командой. Она симпатизировала доброму товарищу по плаваниям, но гонки — совсем другое, здесь нужен и опыт, и сноровка, и другие качества, которые, может, и приобретет Михаил впоследствии, а пока…
Встретив взгляд девушки, разгадав ее мысли, Михаил как мог громче и как мог решительнее заявил:
— Рулевым я не пойду!
— Правильно! — поддержал Шутько. — Я тоже откажусь от гонок.
— Что! — бешеным тоном проговорил дядя Пава, переводя взгляд от одного к другому. — Забастовку устраивать?!
Шутько только этого и требовалось. Притворяясь испуганным и покорным, забормотал:
— Да что ты! Что ты! Ты меня не так понял, я против решения капитана команды ни в жизнь!
— То-то же! — покосился на Михаила. — А ты брось фокусы выкидывать. Надо рулевым идти, значит, надо.
Михаил понял: дальнейший спор бесполезен, следует подчиниться спортивной дисциплине.
Хмуро ответил:
— Есть!
Заместителя директора завода спортивная дисциплина не связывала, дяде Паве был он не подвластен. А решение капитана команды подействовало на Приклонского, как гром с ясного неба. Жалобно, растерянно моргая, принялся усовещивать:
— Да ты что, голуба! Опомнись.
Дядя Пава не ответил.
— Да разве можно чемпиона отстранять, на его место бог знает кого ставить? Чемпиона!
— Нужно! — коротко бросил в ответ
Приклонский не слушал, совсем потерял самообладание. Почти кричал с бабьими взвизгами:
— Безобразие! Я протестую! Я возражаю! Я приказываю!
— Протестовать и возражать можешь. Приказывать — нет, — хладнокровно ответил дядя Пава. — Ответственность за дисциплину и воспитание спортсменов лежит на мне, на капитане команды… Все… К тому же — случай из ряда вон выходящий, такое первый раз в команде нашей.
— О дисциплине он думает! А о победе на гонках думаешь?! О переходящем кубке думаешь?!
Его истерический тон на дядю Паву действовал успокаивающе — спорить больше старый моряк не желал. Видя это, Приклонский угрожающе пробормотал;
— Ну, погоди, вернемся к себе, там побеседуем.
Дядя Пава сделал вид, что не слышит. Обратился к спортсменам:
— Пора. Расходитесь по судам.
Костя грустно и растерянно глядел вслед товарищам. Подошел Михаил, извиняющимся тоном сказал:
— Я… на яхту…
— Да, конечно, — одними губами ответил Костя. Сделал над собой усилие и добавил. — Сам я… виноват.
— Ничего не виноват! — громко, но так, чтобы не слышал дядя Пава, бросил Шутько. — Мало ли какие случаи в жизни бывают, надо индивидуальный подход иметь.
Костя не ответил. Что скажет Нина? Она молчала. Стояла в сторонке, ожидая Михаила, чтобы вместе отправиться на «Шалунью». Филя уже был там, выжидательно поглядывал на остальных.
Нина хотела заговорить с Костей, утешить его, но дядя Пава, видя, что экипаж «Шалуньи» мешкает, сурово прикрикнул:
— Чего ждете, живее!
— Есть! — разом ответили Михаил и Нина. Момент для объяснения с Костей был упущен. Вздохнув, Нина пошла на яхту.
Костя сперва забрался в дальний уголок яхт-клуба. Стена живой изгороди, чешуйчатая от маленьких листочков, закрывала лиман. Было тихо, безлюдно, пахло пылью. Сел на одинокую скамейку. Акация бросала пятнистую тень. Духовой оркестр заиграл веселую песню и от задорной мелодии ее Косте сделалось еще грустнее. Он сидел, не думая ни о чем и обо всем сразу, притворяясь перед собой, что гонки, в которых он не участвует, его совершенно не интересуют.
И не вытерпел! Вскочил, быстрыми шагами направился обратно к берегу, поднялся на веранду, откуда был виден весь лиман. Группами стояли свободные от сегодняшних соревнований яхтсмены, представители других видом спорта, их друзья. Слух о том, что в команде гостей отстранен один из лучших рулевых, распространился и, как всегда бывает в таких случаях, успел обрасти красочными «подробностями». Костю узнали, на него оглядывались: кто сочувственно, кто осуждающе — кому как рассказали о происшедшем.