Белые розы Аризоны
Шрифт:
Наконец, Жанна оторвалась от Сета и подняла голову. Он может прочесть любовь в ее глазах, ну и пусть! Это ее не страшит. Она больше не в силах лгать себе и ему. Ей показалось, что и в его глазах она читает такое же чувство, но, боясь принять желаемое за действительное, она предпочла закрыть глаза и снова припасть к его губам.
— Ну, вы там, нежная парочка, я-то, конечно, всей душой за любовь, как и пристало мужчине, но вон едут мальчики, гонят скотину, так не лучше ли вам отойти в сторонку?
Жанна
Жанна моргнула, тряхнула головой, чтобы окончательно прийти в себя, и рассмотрела за спиной Баркера Коллинзов, которые приближались, гоня перед собой несколько коров. Она закусила губу, еще хранившую запах Сета.
— Постарайся встать и...
Закончить она не успела. Вскочив с присущей ему ловкостью на ноги, Сет и ее потянул за собой. Быстрыми привычными движениями смахнул пыль сначала с себя, затем с Жанны.
— Да уж, конечно... Что за ребята, являются в самый неподходящий момент! Придется их уволить.
У Жанны от удивления раскрылся рот.
— Как ты себя чувствуешь? Никаких неприятных ощущений?
— Откуда им быть? — Он улыбнулся, не выказывая ни малейших признаков раскаяния. — Ты забыла об ампуле. Шприц был пустой.
— Да что ты! Я...
Пошарив глазами по земле, Жанна обнаружила во вмятине, образованной ее коленом, валяющуюся в пыли ампулу.
— Ты обвел меня вокруг пальца!
— Как можно было упустить такой шанс?! От страха причинить боль этому теленку ты не ведала, что творишь.
Ее подмывало броситься на Сета и исколотить, но она ограничилась тем, что лишь ткнула его кулаком в груды. Он вскрикнул, якобы от боли, но затем рассмеялся над ее яростью.
— Ты обманул меня, заставил думать, что тебе плохо.
— Но ведь я этого не говорил. Ты сама пришла к такому умозаключению, а я просто не стал тебя разубеждать.
— Все сплошная ложь!
— Мужчина, — пожал плечами Сет, — никогда не упустит открывающихся перед ним возможностей.
— Ты, Сет Броуди, повторяю, садист и к тому же предатель! Отъявленный мерзавец!
Сет поднял палец, подобно школьному учителю, исправляющему ошибку ученика.
— Нет, всего-навсего оппортунист. — Склонив голову набок, он с деланной задумчивостью воззрился на Жанну. — Есть что-то в этом — целоваться с тобой в грязном пыльном корале. — Девушка кинулась было на него с кулаками, но он поймал ее за руку и поцеловал в кончик носа. — Успокойся, дорогая, пора приниматься за работу.
Жанна все еще продолжала кипеть от злости, соображая, что бы такое оскорбительное бросить ему в лицо, но он, подняв ее шляпу и протянув с галантным поклоном, сказал:
— Ну, признайся, это же было
Золотые искорки в его глазах призывали ее посмеяться вместе с ним, превратить эпизод в милую шутку. Как ни старалась она сердиться, ей это не удалось. Расхохотавшись, она шлепнула Сета своей шляпой, а потом надела ее на себя.
— Ничего, ничего, Сет Броуди, я тебя все равно достану, вот увидишь!
— Сгораю от нетерпения!
— Нахал!
— Что есть, то есть! — согласился Сет, отходя от Жанны, вскочил на Мексиканца и начал отгонять телят от коров.
А Жанна, сложив все медицинское снаряжение обратно в ящичек, посторонилась, чтобы не мешать Сету. При этом с лица ее не сходила глупейшая улыбка.
Как следует понимать этот поцелуй? Означает ли он, что со вчерашнего дня — нет, со вчерашнего вечера! — Сет лишился всех сдерживающих начал? Быть может, теперь он не будет настаивать на ее отъезде домой? И примирится с мыслью о том, что она — неотъемлемая часть его жизни?
Пустые грезы, нашептывал ей здравый смысл, но истомившееся сердце упорно отказывалось прислушиваться к этим словам.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
К шести часам вечера, Жанна поняла, что до сих пор не знала истинного значения слова «усталость». Они разыскали, заклеймили, сделали прививки пятидесяти телятам, а бычков, кроме того, еще и кастрировали. Шесть человек работали на полную катушку целых восемь часов, сделав лишь получасовой перерыв, во время которого съели приготовленный ею еще дома ленч.
Весь процесс казался Жанне варварским. Она и не подозревала, что животноводы проявляют подобную жестокость.
От жары и дыма у нее кружилась голова, запах горелого мяса и волоса вызывал тошноту, а все это, вместе взятое, — жуткое отвращение.
— Клеймение — беспредельно жестоко, — заявила она Сету, когда они начали готовиться к отъезду. Коров и телят оставили в загоне до следующего утра. Хосе проверит, в порядке ли их клейма, обрызгает бедных животных еще раз антисептиком и лишь после этого выпустит на волю. — И не пытайся вешать мне лапшу на уши — будто им не больно. Не будь им больно, они бы не вопили!
Сет, укладывавший клейма в кабину, кивнул в знак согласия.
— Да, конечно же, больно, но ведь надо их как-то пометить. Все окрестные фермеры пользуются одними и теми же пастбищами. Каждый, разумеется, старается отделить свои стада, но вечно что-нибудь случается — то изгородь рухнет, то ворота останутся незапертыми. Без клеймения мы не будем знать, кому принадлежит скотина.
— Тем не менее, это очень жестоко.
Жанна вручила поводья от Хилды Гасу, а сама пошла к кабине грузовика.