Белые степи
Шрифт:
Казалось, что во все окружение пришли мир и согласие, что, наконец, новая власть утвердилась и наступила стабильность, но недолго это продлилось. Зухре не забыть тот день, когда в село приехало партийное руководство из Красноусольска, так теперь называли Богоявленский. Всех собрали в клубе – бывшем доме Султанбек-бая, который был увешан красными флагами и лозунгами. На самом главном месте над столом с трибуной висел портрет Ленина. По стенам развешаны печатные плакаты. Зухра давно не видела всех сельчан вместе, и ее поразило то, что состав жителей сильно изменился – из прошлого окружения остались единицы; подросла молодежь, уже полностью преданная коммунистам, и называли их комсомольцами. Они с воодушевлением делали все, к чему призывала их партия, бурно
Вожаком этих комсомольцев был высокий, статный рыжеватый Хабир. Сейчас он важно сидел в президиуме, рядом с секретарем партийной ячейки. Зухра узнала его, это был самый младший сын Гайши, у которых она жила в сарае. Тогда ему было лет семь. Отличался он непоседливым характером. Несмотря на голодное бессилие, он лез во все дыры. Не раз снимала его Зухра с крыши: залезет, а слезть не может. И ревет на весь двор – дранки крыши были занозистыми. Снимет его Зухра, сама еле передвигающаяся, и вытаскивает из его худой задницы занозы. А однажды он чуть не захлебнулся в помоях – увидел в грязной жиже какой-то кусочек, похожий на корку хлеба, и полез доставать. Зухра успела увидеть уже мелькнувшие над кадкой босые пятки. Вовремя вытащила его, уже успевшего хлебнуть вонючей жижи. И вот теперь он – вожак комсомола.
Говорили, что никто не соглашался на снос минарета – башенки мечети, в котором долго служил Мухаметша; он еще гордо возвышался и мозолил глаза коммунистам. Но все-таки со временем нашлись такие люди из соседней деревни…
Был хмурый дождливый день, долина реки Мендым была в тумане, горы вовсе исчезли в призрачной белизне, лишь чуть просматривалась гора Караульная. «Бригада», вооруженная лестницами, веревками, топорами и ломами, возглавляемая комсомольцами с красными флагами и лозунгами, торжественно, распевая революционные песни, прошла по затихшей деревне. Вслед им хмурые старушки шептали проклятия:
– Безбожники, чтоб вам пусто было. Мало им тех мечетей, и эту надо порешить. Чтобы вам в аду гореть…
Бригада с песнями и речевками окружила мечеть.
– Столетиями безграмотные и темные муллы обманывали и обирали простой народ, пугали наших отцов и дедов божием наказанием за неподчинение их надуманным законам. Но советская власть дала нам свободу от этого мракобесия, и сегодня мы снесем последний оплот невежества и обмана. Вперед, друзья! – так Хабир, как и положено в таких случаях, произнес свою пламенную речь.
Бригада расставила вокруг мечети лестницы, но они не доставали до высокой крыши. Повозившись, кое-как присоединив несколько лестниц друг к другу, залезли на крышу и первым делом на коньке укрепили красный флаг.
Затем скучковались вокруг башенки, решая, с чего начать. Через время раздался первый стон мечети – они поддели под обшивку минарета лом и стали отдирать доски. Крепкие гвозди, вбитые в просмоленный и высохший каркас из ели выдирались со страшным, визгливым скрежетом, напоминающим надрывный плач. И этот плач, эхом прокатившись по крышам домов, проплывал над всей деревней, отдаваясь болью в сердцах верующих. Башня стонала с каждым выдернутым гвоздем, да еще падающие вниз сухие доски громко хлопали друг об дружку, добавляя трагичности происходящему.
А молодежь хлопала в ладоши и визгом восторга встречала каждую доску, скинутую сверху. И когда от башни остался лишь голый каркас, случилось несчастье. У парня, выдирающего гвоздь, сорвался гвоздодер, он отшатнулся, потерял равновесие, ноги поехали по сырой от дождика крыше, и с самой высоты он упал на доски с торчащими вверх гвоздями…
Но все равно башня за несколько дней была разобрана, крыша как попало залатана, и теперь большое здание мечети использовалось для хозяйственных нужд. Так село лишилось самого высокого и красивого сооружения, потух свет, исходящий от священного полумесяца. И теперь привычный восторженный взгляд на красивый силуэт стройной мечети натыкался на обезображенную крышу. То, что сельчане возводили всем миром, радуясь и торжествуя, было уничтожено группкой безбожников-бездельников. Говорили, что
Когда на следующий день комсомольцы пришли к мечети, чтобы решить, что делать с железной верхушкой минарета с полумесяцем, то оказалось, что среди кучи досок ее нет. Кто за ночь смог унести это тяжелое металлическое сооружение и куда, так и осталось для всех загадкой.
Приезжий важный коммунист в кожаном плаще перед сельчанами держал такую речь:
– Товарищи коммунисты и комсомольцы, селяне! Наша коммунистическая партия, выполняя завещания вождя мирового пролетариата великого Ленина под руководством его верного последователя Сталина семимильными шагами идет к строительству справедливого социалистического общества. Партия взяла курс на индустриализацию страны. Это значит, что во всех городах будут строиться гиганты-заводы, мы будем сами производить машины, трактора, станки и другое оборудование. Скоро во всех деревнях, и у вас тоже, загорится электрический свет. Но для этого нужно увеличить производство зерна и сельскохозяйственной продукции. Наши города задыхаются от недостатка хлеба, мяса, молока и овощей. Индустриализация может не состояться, если мы не обеспечим город в полной мере этими продуктами. А частные хозяйства хоть и производят эту продукцию, но не в достаточной мере, так как они не могут себе позволить покупать дорогую современную технику и все делают по старинке.
Поэтому наше правительство решило избавиться от частных хозяйств и поставить сельхозпродукцию на производственный лад. Для этого принято решение объединить все хозяйства под одну крышу – создать коллективные хозяйства, сокращенно – колхозы…
По залу прошел недовольный ропот и откровенные выкрики против, и лишь молодежь обрадованно захлопала. Оратор дождался тишины и, сверкая стеклами круглых и выпуклых очков так, что казалось, будто у него вовсе нет глаз, продолжил:
– Мы ожидали такой реакции – все новое всегда встречает сопротивление. Но мы не дадим свернуть с пути, намеченного партией. Естественно, первыми будут против кулаки. Они, воспользовавшись новой экономической политикой, мудро введенной великим Лениным, обогатились и продолжают эксплуатировать своих же сельчан. А как мы знаем, наша революция и состоялась для свержения эксплуататоров. Так вот, коллективизация в первую очередь предполагает избавление от этих мелких эксплуататоров. Поэтому все должны сдать все имущество для производства хлеба, весь скот колхозу. Все будет общим! – По залу опять прошел недовольный ропот: «Как это общим, когда такое было?» – Да, да. Все будет общим. Общим все хозяйство, общим труд и урожай, который после сдачи государству будет распределяться по справедливости, по всем семьям.
– Так как это получается? Я работаю не покладая рук, пашу и день и ночь, и поэтому у меня в доме достаток, а сыновья Кельдебая будут лодыря гонять, а получать мы будем одинаково! Не-еее. Я так не согласен!
– Правильно говорит Насыр! Не будет никакой справедливости! Не все одинаково работают!
– Ха, не нравится вам, мироедам! Хватит наживаться за чужой счет, натерпелись мы до революции от Султанбек-бая и его приспешников! Не для этого мы в гражданскую кровь проливали, чтобы нас опять загнали в рабство. Колхозы всех уравняют!
Долго спорили сельчане, но точку поставил приезжий:
– Эта линия партии не подлежит обсуждению. Противники коллективизации будут уничтожены, кулаков-мироедов больше не будет. Вам нужно выбрать председателя колхоза.
Все стали наперебой предлагать своих. Выдвинули и Фатхелислама, мол, был старостой села, толковый и крепкий хозяин. Фатхелислам же сидел в глубокой задумчивости. Он понимал, какие изменения грядут в их жизни – кончилась свобода. Если возьмутся за кулаков, значит, не станет и крепких хозяев, а значит, и его товары будет покупать некому. Советы теперь и коммерцию, торговлю к своим рукам заберут и сделают делом государства, значит, и его дело прогорит. А со слов этого партийца, дело поставлено серьезно, и он слышал в поездках о начале такой работы повсеместно. Поэтому, когда ему дали слово как кандидату в председатели, он тихо и спокойно сказал, мгновенно приняв для себя решение: