Белые волки. Часть 2. Эльза
Шрифт:
— Отпусти меня, — взмолилась она, повернув голову к водителю. — Ты же видишь, что происходит.
Но слуга лишь крепче стиснул ее и пробормотал:
— Простите, молодая лаэрда, мне нужна эта работа, мне нужно кормить семью.
Тогда Эльза зарычала, собралась с силами и двинула его локтем в живот. Мужчина охнул, от боли у него разжались руки, и она выскользнула на свободу, ощутив, как внутри бьется в ярости ее волчица. Она подбежала к отцу, схватила его за руку и каким-то нечеловеческим усилием развернула к себе.
— Если ты сейчас не остановишься, — заорала она в лицо, так похожее на ее собственное,
Виттор вспыхнул, и Эльза почувствовала, что попала в цель, нащупала его болевую точку.
— Да, — продолжила она, — он сам звал меня, предлагал уйти от вас, и теперь я вижу, что мне давно стоило это сделать. Я уйду от тебя, сбегу, я стану жить с ним и спать с кем захочу, потому что Дим пообещал, что ни в чем не станет меня ограничивать. В отличие от тебя, он примет меня такой, какая я есть. И я всегда поддерживала его, когда ты старался его унизить. А тебя я ненавижу.
— Уйдешь к прислужнику темного бога? — зашипел на нее отец, брызгая слюной. Дело было сделано: он и думать забыл об Алексе, неподвижно лежавшем на земле.
— Уйду, — смело выкрикнула Эльза, ее голос далеко разнесся по пустырю. — Буду жить с ним в темпле и буду служить вместе с ним темному богу, если потребуется. Потому что Дим — настоящий, он никогда не старался казаться лучше, чем он есть, и он тысячу раз пытался открыть мне глаза на то, какие вы с матерью лживые и гадкие, а я не верила. А теперь я верю. Я вижу это собственными глазами. Ты не моего парня сейчас убиваешь, ты во мне всю любовь и уважение к себе убил. Я ненавижу тебя, папа. Ты — чудовище. В сто раз хуже Димитрия и гораздо страшнее его.
— Шлюха, — отец хлестнул ее по лицу, разбил губу, Эльза пошатнулась от удара и почувствовала во рту солоноватый привкус крови.
— Твой старший сын — убийца, твоя дочь — шлюха, — она улыбнулась ему окровавленными губами, — хороших же детей ты вырастил, отец.
Виттор резко вздернул руку, собираясь ударить ее еще раз — теперь уже кулаком — но бросил взгляд на водителя, корчившегося и прижимающего ладони к животу, и передумал. Эльза хрипло рассмеялась: даже в такой момент репутация в глазах слуг для отца оставалась важнее желания ее наказать.
— Конечно, ты — шлюха, — прищурился он, — никто на тебе теперь не женится.
— А вот и нет, — вздернула подбородок Эльза. — Я до сих пор девственница. Могу пройти осмотр у врача, если не веришь. Девственная шлюха — вот это будет новость для твоих друзей. Как и то, что ты только что чуть не убил невинного человека.
Виттор скрипнул зубами, явно оценивая, врет она или нет, затем схватил ее за локоть, дернул, увлекая за собой.
— Никаких тебе больше подруг и никаких развлечений. Если понадобится, я запру тебя в дарданийский монастырь — но меня ты больше не опозоришь.
— Нет, — Эльза пыталась упираться, оборачиваться назад, к Алексу, который даже не стонал от боли и выглядел почти мертвым. — Врача. Ему надо врача. Ему надо в госпиталь.
— Безродные всегда живучие, как тараканы, и этот выживет, — с жестокой ухмылкой бросил ее отец.
— Я позабочусь об этом, — с сочувствием шепнул слуга, и только тогда Эльза сдалась.
Ее запихнули в салон, она приникла лицом к
А потом она вознесла молитву темному богу, чтобы тот покарал ее отца.
И скорее послал ей на помощь Димитрия.
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
Этой ночью Алекс решил напиться вдрабадан и теперь семимильными шагами двигался к поставленной цели. Он вообще по жизни был очень целеустремленным парнем, решил он, ухмыляясь и подливая себе в стакан. Таким, что его упорство порой граничило с идиотизмом. Еще бы, наступать несколько раз подряд на одни и те же грабли — это не каждому под силу.
Его грабли в виде изящной пепельно-серой волчицы дремали на пороге в кухню, на полу возле кухонного стола растянулось бездыханное тело, рядом валялся окровавленный нож. Левая рука Алекса отнялась из-за раны, у него темнело в глазах, стучали зубы, оставался один день до полнолуния — и, к счастью, крепкий десятилетний коньяк без закуски и на голодный желудок был настоящим другом, который еще никого в этой жизни не подводил.
В отличие от любимых женщин и их свихнувшейся родни.
Он припомнил, что последний раз так мечтал напиться… да, давно, очень давно. Когда Эльза вышла замуж, если память еще при нем. Тогда вообще выдался трудный год. Он начал пить, как только вышел из дома Эльзы, ощущая себя мертвым внутри после отказа в прощении, а уж потом, когда до него долетели новости об ее браке, просто не просыхал. Он сгорал от желания убить ее брата, но закончилось все тем, что во хмеле отметелил Яна, и тот еще долго охал, потирая ушибленную челюсть, и ворчал, что если уж Димитрий решил сдавать его в аренду, как вещь, то пусть хотя бы предупреждал новых хозяев, чтоб им пользовались аккуратно. Тогда в голову Алекса впервые закралась мысль, что брат Эльзы решил принести извинения, отослав к нему на время своего помощника. Это была глупая мысль, и он постарался ее забыть как можно скорее.
Впрочем, бить Яна тоже стало ошибкой. Все равно что отпинать девчонку. У Яна имелись свои таланты — великого стратега и координатора и не менее великого сводника — но бойцом он не родился. Зато с тех пор они с Алексом подружились, как бывает иногда после хорошей драки. "Друг мой Алекс", — в своей обычной саркастической манере полюбил именовать его Ян. В глубине души Алекс продолжал тихо презирать его за подобострастное служение Димитрию, но отлупить больше не пытался и в этом проявлял свое расположение.
Ян лечил его, как сам признался, теми же лекарствами, что и своего господина. "Почетный врачеватель", — сказал он и долго над собой смеялся. Лечение было простым: он накачивал Алекса выпивкой и подкладывал под него женщин. Хороших, послушных и красивых девушек, которые улыбались даже тогда, когда, кончая, он стонал им на ухо: "Эль…" Может они даже были не такими красивыми, как виделось Алексу в его пьяном сознании. Главное, что они нежно целовали его и отзывались на имя белой волчицы, когда ему того хотелось. Иногда Алекс ловил себя на мысли, что засыпает в обнимку с одной, а просыпается от того, что какая-то новая незнакомка седлает его бедра. И все они оставались Эльзами для него.