Белый асфальт
Шрифт:
– Я имела в виду следы Холофидина.
– Был снегопад. Если он ушел, следы завалило снегом.
– Чем убивали, определили?
– Предположительно большим охотничьим ножом. Так написал в отчете судмедэксперт.
– Основные версии?
– Сначала предположили, что их убил Холофидин. Знаете, как бывает: перепились, слово за слово, схватились за ножи…
– Удобно… – гнусавым голосом проговорил Добродеев и шумно высморкался. – Удобно повесить всех дохлых собак на Холофидина.
–
– Местные охотники – коренные жители Севера… У них свои тараканы в головах: шаманы, лесные духи, проклятия.
– Этой версии дали ход?
– Сначала, конечно, дали. – Иван Астафьев неопределенно покрутил головой. – С одной стороны все можно было бы списать на ритуальное убийство. Ведь головы зачем-то отрезали.
– А с другой?
– С другой – эта публика непременно растащила бы все оружие и снаряжение. Но все осталось в избушке.
– Что еще?
– Подозревали мужиков из поселения староверов. Их деревня в двадцати километрах от зимовья, на берегу Енисея. Я сам у них побывал, но версия быстро сдулась.
– Почему?
– Люди строгие, благочестивые, с Богом в душе. Ни в чем таком не замечены. Живут скромно: охотой, собирательством, ремеслами. Короче, на всем своем.
– Неужели этим ограничились?
– Как на духу.
– Кого опрашивали?
– Охотника Сизова и вертолетчика Громова.
– Это все?
– А кого еще? Некого больше опрашивать. Как говорится: тайга – закон, медведь – прокурор. Свидетелей не было.
Стерхова зябко повела плечами и посмотрела на окно:
– Нельзя ли найти обогреватель?
Иван пообещал:
– Завтра из дома принесу.
– У вас есть карта района?
– Да вот же… – он сделал несколько шагов и хлопнул пятерней по прибитой к стене карте. – Весь район как на ладони, и масштаб подходящий.
– Покажите, где находится зимовье.
Астафьев пошарил в ящике стола и достал канцелярские булавки. Одну вонзил в карту, будто пригвождая врага.
– Зимовье здесь. – Потом он воткнул вторую булавку: – А здесь нашли тела безголовых. – Третья булавка воткнулась в карту на значительном удалении от первых двух. – В полутора километрах к югу лежал Визгор.
– Надо туда лететь, – проронила Анна.
– Зачем? – вскочил Добродеев. – Два года прошло! Чего искать? Разве недостаточно следственных материалов?
– Вам надо лечиться. Сегодня же обратитесь к врачу. Даю два дня на выздоровление. Потом – снова в строй. – Стерхова обернулась к Астафьеву. – А вы найдите вертолет.
– Это будет непросто. – Он почесал затылок. – И дорого.
– Обратитесь к Гедройцу. Пусть позвонит в Красноярск.
– Хорошо, я так и сделаю. – Иван взглянул на часы. – Ну, что же, надо расселяться. Уже стемнело.
–
Астафьев забрал со стола папки и по дороге к сейфу заметил:
– В таком пальтишке вам здесь не выжить.
Глава 6
Клинк-ког
Машина Астафьева, проржавевшая «Нива», хрустела снегом так, как будто ломала колесами кости. Каждая рытвина и ухаб отдавались в ребрах болезненным толчком. Ветер завывал в щелях кузова, словно кто-то дул в пустую бутылку.
Анна Стерхова отстранилась от дверцы, но холод по-прежнему сочился сквозь щели и ледяной удавкой цеплялся за шею.
Мимо проплывали одноэтажные дома – почерневшие, сгорбленные, припорошенные снегом, как гробы, накрытые саваном. Из труб валил белый дым и растворялся в темноте. Над крышами в черном небе висела пятнистая луна – ее тоже тронула захолустная ржавчина.
В темноте замигали тусклые огни двухэтажных бараков.
– Смотрите, как ночует Омиканская шоферня, – проворчал Иван, тыча пальцем в окно. – Живут как скоты. За смену – три, а то и четыре ходки. Спят на кроватях по очереди, едят дешевые консервы. И так месяцами.
Не отрывая глаз от дороги, Анна молча кивнула.
Ползущие мимо самосвалы резали фарами тьму. Грязный снег, вздымаемый их колесами, крупой оседал на капотах и стеклах проезжавших автомобилей. Вперемежку с самосвалами, будто в насмешку, мелькали дорогие «Лексусы» и «Мерседесы». Было очевидно, что золото здесь копали тысячи людей, но жили им только единицы.
Дом бабушки Ивана вынырнул из переулка внезапно: крохотный, будто сошедший с рождественской открытки, он притаился под шапкой снега. Три окошка, обрамленные резными наличниками, светились золотистым теплом.
Дверь отворилась, и Стерхову обдало приятной волной тепла, запахом яблок, смолистых дров и ароматом сушеной мяты. На пороге их встретила невысокая седая старуха: лицо в лучиках морщинок, живой, любопытный взгляд карих глаз.
– Милости прошу, заходите. Меня зовут Пелагея Михайловна. – Проговорила хозяйка. – Вас как звать-величать?
– Анна, – ответила Стерхова и перешагнула через порог. – Спасибо, что приютили.
Холод, цеплявшийся за подол ее пальто, мгновенно испарился, будто его и не было. Она ощутила, как тепло поникает в тело: сначала в кончики пальцев, потом в руки и грудь, в самое нутро, вытесняя ледяное онемение дороги. Дыхание стало глубже, как будто легкие вспомнили, как дышать теплым воздухом.
Анна скинула пальто. Пелагея Михайловна с неодобрением оглядела его и прежде, чем повесить на крючок, проворчала: