Белый Бурхан
Шрифт:
— Ну и каких приказов ты от меня ждешь, хан Ойрот?
— Мне нужны воины, Белый Бурхан! Армия Шамбалы!
— Я тебе отдам все золото, хан Ойрот. Купи себе армию в долине Терен-Кообы! Бурханы помогут.
— Но у меня нет оружия! Чем я вооружу ее?
Куулар Сарыг-оол усмехнулся и беспомощно развел руками:
— Я исправил и уточнил все Заповеди Неба, но приказ о запрете оружия я отменить не мог Это был приказ земного вождя — хана Ойрота!.. Я запретил бурханам вмешиваться в твои дела!
Техтиек поник головой: да, он сам отменил оружие,
— Хертек — страж бурханов. У него есть оружие. Много оружия он отобрал у гостей долины. Прикажите ему передать это оружие мне! Для начала мне надо вооружить хотя бы человек двести.
— Нет, хан Ойрот. Страж бурханов Хертек охраняет долину, горы, перевалы, дороги и тропы! Я не могу его разоружить.
Куулар Сарыг-оол пристально смотрел в глаза Техтиеку и презрительно кривил губы. Глупо завоевывать страны и миры с помощью огня и крови. Много проще это делать с помощью слова. И он, Белый Бурхан, уже доказал это, не сделав ни одного выстрела!.. Если Техтиек — хан Ойрот, он обязан сам найти выход из той ловушки, в которую загнал себя сам!
— Ты хотел свободы? Ты ее получил. Ты хочешь много золота? Сегодня ты его получишь. Ты хочешь иметь собственную страну? Вчера я тебе отдал Шамбалу!.. Что же ты еще хочешь, хан Ойрот? У тебя есть все! Не могу же я еще отдать тебе людей бурханов и самих посланцев неба!.. Иди, хан Ойрот. Тебя ждет твой Алтай.
Техтиек внутренне вздрогнул. Вот он, тот смертельный удар, который он судорожно ждал все эти дни! Белый Бурхан просто выбрасывает его людям, которые могут и прославить своего вождя, и растерзать его… Он отказывает отныне ему в своем покровительстве и руководстве! Иди куда хочешь, хан Ойрот! Иди и правь своим Алтаем, как можешь и как умеешь!
А если он не знает, куда ему идти, и не знает, как ему управлять страной?
Он понял, что Белый Бурхан превратил его в нового Когутэя из легенды, [190] бессмысленно и бесполезно бродящего по небу. Только на него боги его не пустили — его участь бродить отныне по горам!
190
Техтиек вспоминает охотника из сказки, погнавшегося за священными маралами, которые увели его на небо. (Примечания автора.)
Странная смерть Яшканчи насторожила Хертека и вызвала беспокойство у бурханов, обнаружив людей, которым не нравилось то, что происходило в долине. Кто эти люди, как они проникли в священную долину вооруженными и кто их послал в Терен-Кообы?
Русские не могли пройти! Все они были остановлены на тропах, и каждый из них получил свое. Значит, убийцы Яшканчи — алтайцы? Что это — сведение старых счетов? Но у Яшканчи не было и не могло быть врагов!
Хертек опустился на камень, возле которого был найден мертвый пастух. Трава была вытоптана, а рядом с камнем примята, и на ней виднелись капли крови. Яшканчи переползти на это место не мог — он умер сразу, убитый ножом в печень. Значит, тут лежал кто-то еще? Раненый, но не убитый, если исчез… Уполз или его унесли?
Надо поговорить со всеми — Дельмеком, Ыныбасом, Чегатом, Чалпаном, парнями Кара Таина и Уйбалы, Кураганом и другими кайчи. Кто-то из них видел убийц, встречался с ними, знал в лицо!
Кто-то присел рядом. Хертек скосил глаза: Кураган.
— Как же так, кайчи? Почему ты не уберег друга своего отца? Ведь ты был рядом в ту ночь!
— Я пел песни людям, Хертек…
Голос был прерывистым, и старый воин резко повернулся к парню. Кураган плакал, не скрывая слез и не стыдясь своей слабости. Хертек поморщился и порывисто встал:
— Прекрати! Яшканчи не надо оплакивать, за него надо мстить!
— Я не могу, Хертек, — покачал парень головой. — Слезы сами текут из глаз… Он был так добр ко мне!
Хертек скрипнул зубами, сел в седло. Как бы ни было велико горе, мужчина не имеет права раскисать! Он должен ненавидеть и мстить! Мстить и ненавидеть!
Монашеский отряд отца Никандра шел горными тропами, стараясь не терять из виду охотников-проводников, которых нанял на три дня игумен. Они уверенно шли по тропе к истокам Аксаазкана и Кадрина. Но потом, оставив их на высокой тропе, спустятся вниз, и на правый берег Катуни монахам придется выходить самим… Этот путь намного сокращал дорогу и время, но грозил измотать до изнеможения.
Первый же перевал Таныс, а потом и Чакрык показали игумену, кто из них чего стоит — монахи шли тяжело, пыхтя и отдуваясь даже на небольших подъемах, а охотники и с ноги не сбивались, и самокрутки смолили, и байками пробавлялись в дорожной скуке…
Хорошие ходоки всегда презирают тех, кто не умеет легко и весело одолевать петли троп, независимо от того, где они вьются — по горам, снегам или лесу. И потому охотники не скупились на насмешки — сначала беззлобные, а потом и раздраженные, злые.
На первом же привале, строго оглядев иноков, игумен сказал с осуждением:
— Разъелись? Отяжелели? Так дело не пойдет… Ежли вы и дальше будете тащиться этаким манером, то мы сегодня и до Самуралу не дойдем, а в самую долину Теренг только к троице и поспеем!
— Дорога шибко чижолая! — вздохнул один из монахов. — Наказанье господне, а не дорога!
— А тута ишшо ружье проклятущее, — поддержал его другой. — Лупит и лупит прикладом по заднице! Спасу уже нет…
«Да уж воинство! — подумал отец Никандр. — С таким святым воинством хорошо только братскую трапезу править, а не врагов православия бить!»