Белый Бурхан

Андреев Геннадий

– Мы оба потерпели поражение...

Гонгор ошибался: поражение потерпел он один, а Бабий не просто отсиживался в библиотеке, а готовился, по совету таши-ламы, к предстоящему специальному экзамену на звание лхрамбы, обещанное ему после возвращения с Алтая.

Таши-лама был странно добр к нему и не удивился, узнав, что Бабый исполнял волю покойного Мунко. Панчен Ринпоче его хорошо помнил и сожалел, что тот не оправдал возлагаемые на него надежды: удалился из Тибета, поссорился с ширетуем Иволгинского дацана, не сдал положенных экзаменов на высокие ученые звания

и зачах в своем дугане, не принеся никому ощутимой пользы. Последнее поручение Мунко выполнял добросовестно и полно, обеспечивая таши-ламу всеми необходимыми сведениями и, если бы он довел работу до конца, то стал бы ширетуем и хубилганом самого большого монастыря не только в Бурятии или Монголии, но и в самом Тибете.

– Не повтори его судьбу, Бабый!
– сказал таши-лама.
– Самое простое в жизни - лень, а убежать от нее- самое сложное...

Вместе с письмом к Гонгору Панчен Ринпоче дал Бабыю один-единственный документ и посоветовал внимательно изучить его.

– В этой молитве соединено все, что необходимо. Эти идеи и мысли надо развивать, к ним уже ничего нового добавлять не надо.

"Раз, два три - вижу три народа.

Раз, два три - вижу три книги.

Первую - самого Благословенного,

Вторую - явленную Асвогошею,

Третью - данную Цзонхавой.

Раз, два, три - вижу три рубежа прихода Майтрейи.

Первый изложен в книге, написанной на Западе,

Второй намечен в книге, написанной на Востоке,

Третий изложен в книге, что будет создана

на Севере.

Раз, два, три - вижу три явления.

Первое - с

мечом, второе - с законом, третье

со светом. Раз, два, три - вижу три коня.

Первый - черный, второй - под водой, третий - над землей.

Раз, два, три - вижу три орла.

Один - сидящий на камне,

Второй - клюющий добычу,

Третий - летящий к солнцу.

Раз, два, три - вижу ищущих свет.

Луч красный, луч синий, луч белый..."

Если даже это и канва, то как и чем по ней вышивать?

Ведь все это тоже было! От пророчества Будды - к орлу, что летит к солнцу по белому лучу правды и справедливости! Но где они, те лучи? Что они несут? Каким взором их увидеть, не имея третьего глаза Будды?..

Мир сложен и неуклюж. И не надо его усложнять еще больше. Не проще ли перечеркнуть все старые догмы и попробовать на их пепелище взрастить новые, что ближе к жизни, к людям, а значит, к истине?.. Нельзя! Уж если этого боится сам таши-лама, то что может сделать Бабый?

Да и где создавать новую догматику бурханизма?

Здесь, в "Эрдэнэ-дзу", как это пытался Гонгор?

В темноте дугана с его ядовитым воздухом, как торопился, но все равно не успел, Мунко?

Там, на горячих камнях Алтая, где не будет ничего, кроме неба над головой?

Ничего, в сущности, не готово. И их миссия поедет с голыми руками и пустой головой. То, что хорошо для Тибета, где даже камни несут в себе тайну веков, не годится для Алтая!..

Гонгор ничем не мог помешать Куулару готовиться к походу своей миссии на запад! Черный жрец не был новичком в

каких бы то ни было интригах, по характеру своему никогда никому ничего не доверял и потому к походу на Алтай подготовился более тщательно, чем Гонгор мог предполагать. И если Бабыя удручала теоретическая и идеологическая неподготовленность белого бурханизма, а Гонгора в глубине души радовал ее возможный практический провал, то на самом деле все обстояло совсем иначе: бурханы с первых же дней полностью вышли из-под контроля хамбо-ламы "Эрдэнэ-дзу" и были готовы покинуть дацан в любое время дня и ночи.

Все дни вынужденной отсидки Куулар использовал полностью, обзаведясь знакомствами с необходимыми людьми не только в самом дацане, но и за его стенами.

Ему пригодилось все - и рассказ Пунцага о путешествии в священную Лхасу, в котором обычный караван был превращен Жамцем в хорошо вооруженный отряд; и мимоходом брошенная самим Жамцем хвастливая фраза о деньгах, которые у него еще остались, и он готов их использовать более разумно; и жалобы Гонгора на своих лам, которых не назовешь благочестивыми и преданными вере; и даже жадность, с какой схватил золотую монету стражник дацана, когда они с Чочушем прибыли в "Эрдэнэ-дзу"...

Пока Гонгор строил свои козни и делил сферы влияния на лам с Самданом, Куулар все взял на себя, сведя подготовку к главному - оружие, кони, бумаги.

Необходимое оружие Куулар купил у стражников, выходы из дацана разведал сам, а о покупке коней договорился через аратов, доставлявших продовольствие в "Эрдэнэ-дзу". Дело стало только за русскими документами, деньгами и картами. Но эти бумаги Гонгор не задержал - они давно были у него приготовлены и сомнений в подлинности не вызывали. Хоть за это спасибо! Впрочем, вряд ли будет в них нужда - Куулар хаживал без каких-либо бумаг и в более населенные районы, чем Тува и Алтай!

На Алтай было два выверенных пути.

Первый - по Чуйской дороге, караванной тропой, облюбованной с незапамятных времен разбойниками и купцами. Она минует благословенную Туву, родину Куулара, хотя и подходит временами вплотную к ее горам.

Второй - через леса и горы Тувы по Усинскому тракту, степями Минусы и Абакана, лесами и горами Шории, через Салаир.

И если первая дорога выводила на юг Алтая, а потом к Уймонской долине, то вторая - на Алтын-Кель и в северные районы, особо облюбованными русскими.

Юг до Уймона был печенью, а Алтын-Кель - сердцем Алтая.

Куда бить?

Куулар развернул карту Гонгора и ухмыльнулся - художники дацана копировали ее с китайского оригинала, а потом исправляли, советуясь с караван-бажи и купцами.. Вполне возможно, что некоторые искажения добавил и сам Гонгор... Карта стала никуда не годной: Уймонская долина на ней отодвинулась далеко на запад, Алтын-Кель перекочевал к югу, а Бийск столица русских на Алтае - стал своеобразной пуповиной, связывающей сердце и печень Алтая в один узел несуществующей поперечной рекой, не имеющей названия. А такие большие реки, как Катурь и Бия, на ней не были даже помечены, не говоря уже о хребтах и перевалах через них...