Белый фрегат
Шрифт:
Немало невзгод они испытали, пока сын охотника не вырос достаточно, чтобы отправиться в лес. Поначалу он всего лишь мастерил силки и ловил мелких птичек, которых продавал потом на рынке; потом настал черед диких кроликов и животных покрупнее. Время шло, мастерство юного охотника росло – он сумел купить себе новое оружие, хотя и об отцовском ноже не забывал. Настал наконец день, когда он прославился, прикончив хозяйничавшего в лесу вепря, который не давал покоя никому, и все заговорили, что появился новый мастер охотничьего дела. Сам король прислал юноше грамоту с оттиском королевской печати в виде вороньей головы – ведь ворон был в те времена весьма важной птицей – и надписью «Лучшему из
Сначала он шел через густой лес, который постепенно становился все реже и реже, а в конце концов сменился чахлыми зарослями, высотой едва ли по колено. Он не боялся голода, потому что в любой момент мог поймать хоть кролика, хоть белку, однако вблизи от горы дичи было очень мало: животные словно боялись приближаться к владениям Птицы, да и воды стало не хватать – ни рек, ни озер, и даже ручьи встречались все реже и реже. Охотник, однако, был преисполнен решимости. Он настрелял дичи про запас и все шел и шел вперед, не боясь ни воцарившейся вокруг тишины, ни черного пепла, покрывавшего дорогу и кустарник, ни огненных сполохов, что каждую ночь виднелись на вершине горы.
Почти у самого ее подножия ему стали попадаться останки тех, кто пришел сюда за Птицей. Голые кости, обожженные и потрескавшиеся, и черепа, глядевшие пустыми глазницами. Они словно заклинали его: «Уходи! Ни шагу дальше! Тебя ждет смерть!» Но молодой охотник по-прежнему шел вперед. Он подумывал задержаться и предать земле своих незадачливых предшественников, однако решил, что может сделать это и на обратном пути.
Склоны горы были черны неспроста: ноги охотника скользили на камнях, покрытых слоем жирной сажи. Он устал за время долгого пути, его начали мучить голод и жажда. Однако его воля была по-прежнему сильна, и лишь она позволила ему идти дальше, не испугавшись ни полосы удушливого дыма, ни череды провалов, на дне которых плескалось жидкое пламя, ни голосов, которые умоляли его повернуть назад.
Усомнился он лишь один раз, когда из дымного облака вдруг вышел высокий человек в одежде охотника, седоволосый и со шрамом в форме полумесяца на правой щеке. Об этом шраме мать как-то обмолвилась, что не было и нет на свете луны прекрасней. Так юноша впервые увидел своего отца, за чью память пришел отомстить, и на мгновение ему стало страшно.
«Ты вырос смелым и дерзким, – сказал призрак. – Я горжусь тобой. Но этой птице не суждено пасть от руки смертного – у нее другая судьба. Не касайся этой судьбы, иначе она станет и твоей!»
«Я принял решение, – ответил юноша, – и не изменю его. А ты лишь дух, который принял облик моего отца, чтобы смутить меня. Исчезни и больше никогда не появляйся!»
«Если бы я был духом, подосланным птицей, – сказал призрак, смеясь, – я не стал бы с тобой разговаривать, а невидимкой влился бы в твои ноздри, чтобы тело твое наполнилось свинцом, чтобы разум твой затуманился, а сам ты остался здесь навсегда, как я и еще много неудачников. Оглянись! Ты видишь вокруг себя целую армию тех, кому не давала покоя огненная тень в небесах! Ты молод, силен и талантлив, тебя ждет долгая жизнь, и, наверное, где-то сейчас тоскует и плачет не только твоя мать, но и та, чье имя ты еще не знаешь. Ты хочешь его узнать? Тогда уходи, пока не поздно!»
«Я хотел отомстить за тебя, – проговорил юноша, качая головой. – Я хотел…»
«Ты лишь хотел доказать всем, какой ты умелый охотник, – перебил его призрак. – Ты хотел поймать то, чему не суждено быть пойманным. Огонь вечен,
Юноша вгляделся в лицо привидения и понял, что оно говорит правду. Хотя черты его расплывались и сквозь них виднелись жутковатые черные склоны волшебной горы, хотя голос его напоминал дыхание ветра, что-то знакомое и близкое виднелось в потустороннем блеске глаз, в горькой полуулыбке, кривившей губы. Это и в самом деле был его отец, и все, что он говорил, было правдой.
«Прости, – сказал юноша, – но я ничего не могу с собой поделать».
«Значит, ты проклят, – прошептал призрак, медленно растворяясь в туманной мгле. – Знай – духи говорят, что Птица тоже проклята и обречена все время возвращаться на эту гору, пока не найдется место, которое больше целого мира, и туда она сразу же уйдет. Говорят, оно существует, но укрыто так надежно, что Птице никогда его не отыскать, если кто-то не укажет ей дорогу и не откроет дверь…»
И с этими словами он исчез навсегда.
Юноша отправился дальше, и я, пожалуй, не буду рассказывать о том, какие еще испытания ждали его на пути к вершине горы, достигавшей Крыши мира. Достаточно лишь знать, что путь этот занял три месяца, и к тому моменту, когда все опасности остались позади, молодой охотник сделался похож на обгорелую щепку – такой он стал черный и худой. Но ярче прежнего горела в нем жажда запретного, и о Птице он теперь мечтал каждую секунду своего бытия.
Между тем у Крыши мира вместо пепла и сажи были цветы и трава. Охотник приободрился и направился вперед, к своей цели… однако измученное тело напомнило ему, что не мешало бы хоть как-то утолить голод, раз уж окрестности стали куда приветливее и нет больше нужды сражаться за жизнь каждую секунду.
И вот он увидел ручей, на берегу которого рос высокий тростник. Чутье подсказало охотнику, что в тростниковых зарослях есть чем поживиться, и он, как следует их изучив, обнаружил гнездо какой-то птицы, в котором лежали три пестрых яйца. Поскольку вокруг не было видно ни следа иной живности, юноша, недолго думая, забрал все три яйца и, отыскав поблизости подходящее место, развел костер. Он испек добычу на углях, после чего съел все вместе с тонкой скорлупой и устроился на ночлег.
Но долго спать ему не пришлось. Едва стемнело, среди звезд появилась красная искра, которая делалась все ярче и ярче, пока не стала огромным огненным шаром. Вновь сделалось светло как днем, и очень-очень жарко. Юноша смотрел, объятый страхом, как с неба спускается Птица – та самая, за которой он пришел, и была она даже прекрасней, чем ему виделось в мечтах. Жар становился все сильней, и молодой охотник понял: Птица испепелит его до того, как он успеет натянуть тетиву или хотя бы приблизиться к ней на расстояние удара. Ему было все равно. Он стоял и смотрел точно завороженный, сжимая в одной руке лук, а в другой – старый отцовский нож.
«Неразумный! – закричала Птица, и от ее крика у охотника потекла кровь из ушей, но он продолжал слышать голос Птицы внутри своей головы. – Ты пробрался в мой дом, ты принес оружие! И ты, самый гнусный из всех воров и убийц, что приходили сюда, уничтожил моих нерожденных детей!»
Птица взмахнула крыльями – и стали они так огромны, что закрыли все небо.
«Лишь один раз в сто лет дозволено мне продолжить свой род. Ты явился сюда за день до того, как мои дети должны были появиться на свет, и сожрал их, точно глупый ненасытный зверь. Их души плачут и просят меня о возмездии!»