Белый город. Территория тьмы
Шрифт:
– Ты такими страстями пугаешь, аж, жуть, – Дима сплюнул зубную пасту и прополоскал рот. – За семь бед – один ответ…
Чёрный перебил его:
– Я тебя предупреждал, чтоб ты больше не приходил к Юлии. Тебе что, баб мало? У тебя гарем целый блондинок, брюнеток. На каждой улице по самке… Впрочем, тебе теперь вряд ли удастся шастать по этим блондинкам, брюнеткам и шатенкам. Влип ты по самые уши. И не поможет тебе никто, ни мощь Тамерлана твоего осетинского, ни интеллект друга твоего же очкастого. Из-за тебя и выкресту еврею конец. Я приглашаю вас в ад! До скорой встречи, придурок с кошкой. Сдохнешь, члвк…
Башка
– Назойливый не я, а ты. Это твоё рыло в шляпе мне изрядно осточертело, и навонял сейчас ты со своим чертилой. С кем мне быть, кого любить, я сам решу. Кто хозяин твой, и кто ты, чёрный, я не знаю и знать не хочу. В ад приглашаешь? Если вы с бесом не плод нашего воображения, то, выходит, вы сами из преисподней. Там вам и место, погань нечеловеческая!
Дима произнёс эту тираду с чувством, вроде как даже полегчало. Он закончил водный моцион, открыл дверь и вышел. На пороге стоял заспанный Изя без очков, с творческим беспорядком на курчавой голове.
– С кем это ты разглагольствовал про преисподнюю? – удивлённо спросил дружбан. – Счастье вроде на кухне трапезничает. Фу, дымище какой! Ты же с ранья, да ещё натощак, не куришь…
– Извини, брат, так получилось, – Дима не стал напрягать друга тем фактом, что чёрные были здесь, в квартире.
– Я в шоке!
– Не ворчи, мой добрый очкарик, такое больше не повторится.
На кухне их ждал ароматный кофе, лёгкие бутерброды с незатейливым, но вкусным салатиком и Счастье, развалившееся на подоконнике. Дальше «по этапу» были шахматы из слоновой кости, привезённые несколько лет назад Димой из Тибета. Фигуры были расставлены и ждали «гроссмейстеров» за маленьким столиком у кресел – Тося была внимательна и предусмотрительна, как всегда. Первые две партии, несмотря на защиту «дяди Вени», были выиграны Диманом; в двух других первенствовал Изя, после того как отказался от защиты бакинского дяди, которую друг раскусил-таки.
Ближе к полудню у Изи плюмкнул телефон.
– Тётя Рая из Балакова, – сообщил добрый еврей и вслух зачитал сообщение от тётушки, живущей в соседнем городе: «Дорогой племянник, про те пять тысяч, что в прошлом месяце давала Илюше, я уже забыла. Жду тебя с бояркой и шиповником. У тебя есть! Привези, и побольше. Можешь приезжать со своим вечно насмешливым другом, только без его ужасного, обжористого кота-телёнка. Этот проглот в прошлый ваш приезд внаглую стащил из кастрюли с только что своренным борщом полтуши индюшатины, раскалённой индюшатины, и сожрал в один присест! А ещё загнал в будку соседского алабая Апачи. Бедолага потом неделю после вашего отъезда из неё не вылезал и напрочь отказывался от еды».
– Ну что, Диман, съездим на денёк к тётке? Уважим ягодой, она ей лечит сердце, нервы, соседей… Навестим, вернёмся и махнём в «Светлану».
– А куда я без Счастья? – Дима покачал головой.
– С ним, конечно. Индюшатину для него возьмём с собой.
– А с Апачи как быть? Белый знает про него, опять пойдёт в гости, проведать и права покачать.
– Разберёмся как-нибудь. Тётю Раю я беру на себя. Она хоть и ворчливая, но добрая и кошек любит. Правда, про твоего говорит, что он не кот вовсе, таких котов
– Братан, сходи на погреб, возьми два мешка с бояркой и шиповником, они подписаны. А я пока вещи соберу. Там тронемся. Езды-то сорок километров, к полднику будем в Балаково. Переночуем у тётки, голубцы её фирменные отведаем, утром домой и в «Светлану».
Дима накинул куртку, взял ключи от погреба и вышел из квартиры, насвистывая мелодию и слова от Виктора:
«Нам с тобой: голубых небес навес.
Нам с тобой: станет лес глухой стеной.
Нам с тобой: из заплёванных колодцев не пить.
План такой – нам с тобой…»
Замок на погребе, как всегда, «забычил», дав ключу сделать лишь один поворот, от второго напрочь отказался. Дима в очередной раз обругал заочно другана, не соизволившего заменить-таки замок, достал сигарету и закурил. От чертыханий, посылаемых в сторону друга, его отвлекли странные голоса и приглушённые крики, они доносились из заброшенного сарая в метрах десяти. Дима, проявив любопытство, подошёл к чёрному проёму и присмотрелся.
Трое мужиков, пыхтя, молча пытались овладеть женщиной. Двое насильников держали её за руки и голову, заткнув рот какой-то тряпкой. Третий, с приспущенными штанами и голой жопой, прилагал усилия, чтобы раздвинуть ей ноги. Жертва паскудников держалась стойко, почти как триста спартанцев, противостоявших несметным полчищам персидского царя Ксеркса. Но её, по всей видимости, ожидала та же печальная участь, что и мужественных греков.
– Что, мужчины, пыхтите? А можно и мне четвёртым? – обыденным голосом спросил Дима.
– Пошёл вон, козлина! – прошипел, не оборачиваясь, голожопый.
Диману уже давно было интересно послушать, как звенят человеческие яйца, да всё повода и случая не представлялось. А тут такая удача… в руки, точнее, в ноги. Как не воспользоваться? Просто грех. Шандарахнул берцем смачно, от всей души.
Зря наговаривают на мужские яйца: не звенят они, однако. По крайней мере, у этого точно не зазвенели, наверное, с браком. Однако голожопик взвыл так, что Диме стало даже стыдно за свой давний «интерес». Мужик, скуля и охая, уполз куда-то в угол. Двое других, отпустив женщину, угрюмо двинулись на любопытного «звонаря». Импровизировать Дмитрий не стал, от добра добра не ищут, и проверил на звонкость гениталии ближайшего. И эти, окаянные, не зазвенели, лишь глухо ойкнули изо рта скорчившейся жертвы. Третью похотливую особь хозяин безжалостных берц пожалел и просто кулаком пробил в солнечное сплетение, правда, жёстко и ещё для упокоения добавил в носяру.
– Отдохните, шайтаны.
Дмитрий подошёл к женщине. Она зажалась в угол и тряслась.
– Полицию вызываем? Если да, то мне придётся их ещё чуть приглушить.
– Уведите меня, пожалуйста, отсюда, – дрожащим голосом произнесла жертва скотов и судорожно вцепилась в его руку.
Они вышли из сарая. Женщине на вид было лет тридцать с небольшим, симпатичная. Дорогая одежда была разорвана и испачкана, губная помада размазана по лицу, тушь потекла.
– Ты где живёшь?
Она указала на подъезд ближайшего дома в сорока метрах от них.