Белый Харбин: Середина 20-х
Шрифт:
В Харбине одним из первых торговых предприятий в городе на главной — Китайской улице — был открытый в 1899 г. магазин братьев Агишевых — готовое платье, мануфактура, обувь, а вскоре число магазинов и лавок, принадлежавших владельцам-татарам, возросло до 10 — все в собственных помещениях, на собственных участках, купленных у дороги, — татары были и в числе первых домовладельцев Харбина. На одной Китайской ул., когда она только еще начинала складываться, а было это более ста лет назад, участки и дома имели И. Х. Байчурин, А. А. Таиров, Т. Х. Деушев, Ш. Агеев, У. Н. Агишев и другие, вошедшие в качестве членов и руководителей во многие общественные и культурные организации Харбина.
Мусульманская духовная община в Харбине — Тюрко-татарская духовная и национальная
В том же 1906 г. в городе была построена мечеть (тогда еще одноэтажная и деревянная). Примерно в то же время возникли первые мечети в городах Маньчжурия и Хайлар; в местах массового проживания татар образовывались общины и различные национальные культурно-просветительские общества. В 1908 г. была открыта первая в Маньчжурии тюрко-татарская смешанная школа "Гинаят", названная так в честь духовного руководителя и неутомимого общественного деятеля общины ахуна Гинаятуллы (Иниятуллы) Садыковича Селехметова (Селихмето-ва). По его инициативе в том же году при общине была открыта бесплатная библиотека и читальня с книгами на татарском, арабском и русском языках. Библиотека постоянно пополнялась новинками, и ее читателями были многие жители Пристани — без различия национальности. Работала она до последних лет существования тюрко-татарской общины, и ее образовательную и культурную роль в жизни татарской эмиграции и воспитании ее молодого поколения трудно переоценить.
Таким образом, после Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке татарские эмигранты, среди которых было много офицеров и солдат Белой армии, нашли в Северной Маньчжурии уже налаженную жизнь своих единоверцев, школы, мечети и пр. и имели возможность получать материальную поддержку от своих земляков. Революция же вынудила эмигрировать из России и многих состоятельных татар, часть которых сразу же уехала и в собственно Китай.
Общественная жизнь татар в этот период повсеместно значительно оживилась. В Харбине на Биржевой (№ 55/8, угол Артиллерийской) было построено каменное двухэтажное здание, в котором разместилось правление общины, школа, библиотека, приют для престарелых и неимущих и интернат для школьников. Деятельность общины сосредоточилась на религиозном, культурно-просветительном и благотворительном направлениях. Был создан Женский союз, целью которого стала защита прав и интересов татарских женщин, их взаимопомощь. Председательницей Союза была Э. Кудякова, секретарем — Г. Газизова, она же и секретарь Кружка молодежи тюрко-татар (Артиллерийская, 33/8), председателем которого являлся Ханафи Кудяков. Кружок имел четыре секции — спортивную, культурно-просветительную, музыкальную и театральную. Последние две поставили на своей сцене несколько национальных спектаклей, имевших большой успех в среде татарской общины. Впрочем, их зрителями были и многие другие харбинцы, жители Пристани.
Помимо харбинской, большой по численности, как уже говорилось выше, была и хайларская татарская колония. Купцы-татары вели здесь крупные торговые операции с монголами. В Хайларе имелись начальная и высшая начальная школы. При общине работали также Общество призрения стариков и сирот, Женское общество.
В 1923 г., опять же по инициативе Г. Селехметова, было принято решение о строительстве в Харбине двухэтажной соборной мечети — в честь 1000-летия принятия ислама предками тюрко-татар. Когда я был в Харбине в 1990 г., я сразу же посетил участок бывшей татарской общины на родной Биржевой улице: на мечети висела доска с надписью о том, что она охраняется как памятник культуры города Харбина; однако участок и все постройки на нем находились в крайне запущенном состоянии.
К декабрю 2001 г., когда я снова побывал в этих местах, положение радикально изменилось. Мечеть была отреставрирована, покрашена светлой краской, двор — очищен, дворовые постройки стояли как новенькие… Изменилось и окружение: исчез знаменитый в харбинской истории бетонный трек соседнего стадиона, на котором
На углу Биржевой и Артиллерийской, на "краю" бывшего стадиона, во второй половине 20-х годов называвшегося "Первым общественным стадионом ОРВП" и являвшегося центром харбинского спорта, занимая часть его площади, поднялось высокое жилое здание. Мы снимали в это время документальный кинофильм о моей семье и русском Харбине и запечатлели эти изменения, новую бывшую Биржевую улицу на кинопленку…
В заключение рассказа о тюрко-татарской общине Харбина и Маньчжурии следует отметить, что за всю историю ее существования не было ее национальной замкнутости, изолированности от общей культурной и общественной жизни эмигрантских Харбина и Маньчжурии.
Харбинские татары не чуждались широкого участия в этой жизни, татарские коммерсанты делали щедрые пожертвования на общественные, культурные и благотворительные нужды города, не забывая при этом и внутриобщинной благотворительной работы. То же самое можно сказать и о татарских общинах в городах Хайларе и Маньчжурия.
Приход на Китайскую дорогу Остроумова с его подчас крутыми административными мерами вызвал много шума и разговоров в Харбине и на Линии, не заслонивших, впрочем, обсуждения в городе драматических событий, происходивших с последним выпускным классом Коммерческих училищ в том же 1921 г.
"Большая программа — в училищах изучался 31 предмет, и строгие во всех отношениях требования, повлекли за собой то, что к 6-му классу у нас, — пишет папа, — из 41 ученика осталось 28.
Шестой же класс стал настоящим "чистилищем" в мужском училище, и после него в седьмой класс нас перешло только 16 человек! В таком числе стали мы и восьмиклассниками. Без особых событий закончилось первое полугодие и началось второе. В феврале мы отметили традиционную "стодневку" — сотый день, который отсчитывался ото дня выпускного акта, а сам акт обычно бывал в последние дни мая.
В "стодневку" в стенах училища устраивался в складчину ужин (с вином), ребята пели, танцевали и т. д. На ужине обычно бывали некоторые преподаватели. Многие члены родительского комитета были против устройства "стодневок", считая, что они "не к лицу" такому учебному заведению, как наше. Но традиция была крепкой, "стодневки" проходили спокойно и корректно, и наша строгая, но прогрессивная администрация их не запрещала.
С 1917 г. все переходные и выпускные экзамены в школах были отменены, и мы знали, что закончим занятия 16 апреля, а все остальные классы будут продолжать заниматься. Все шло хорошо. Но вот наступил роковой для нашего 8-го "Б" класса день: вторник, 5 апреля 1921 года! Этот день запомнился на всю жизнь!
В классе отсутствовали трое, и нас было 13 человек. Прошли два первых урока, и выяснилось, что 3-й, 4-й и 5-й уроки будут свободными из-за болезни преподавателей, а 6-й урок — английская литература — состоится. Как водится, обратились к классному наставнику с просьбой переместить или отменить шестой урок. Сам он сделать этого не смог и вскоре сказал, что к нам придет инспектор. Пришедший Н. Ф. Волонцевич сообщил нам, что переместить урок не представляется возможным, а отменить его он не может потому, что преподаватель сказал, что урок ему необходим для окончания курса. "Поэтому делайте, что хотите в это время, но шестой урок должен быть", — закончил инспектор.
Мы посидели, потолковали: "Идти играть в футбол или лапту? Не хочется! Идти домой, а потом прийти к уроку? Пожалуй, не стоит!" Так и решили: к уроку не возвращаться, пропуск одного занятия как-нибудь обойдется!
Наутро пришли в училище, а швейцар, пропуская всех учеников, нас не пропускает. "Что такое, что случилось?" — "Не могу знать, приказано не пропускать!" Подошел взволнованный Э. М. Ренц и схватился за голову: "Что вы наделали! Вчера было созвано экстренное заседание Педагогического совета, и вас всех исключили!"