Белый крейсер, глава 1 - 5
Шрифт:
– Да не жители, господин капитан!
– возразил Умар.
– Не жители! В Окрайне всегда была прослойка идиотов, непонятно почему жаждущих независимости от метрополии и считающих себя выше всех остальных. Сейчас их называют "сознательными". Точнее, они сами себя так называют. Когда после гибели последнего императора Росс распался, они пришли к власти в Окрайне, задурив народу головы трескучими лозунгами. В ход пошло все - от фальсификации истории до откровенных провокаций. Подлость и обман громоздились на еще большие подлость и обман. Вскоре народ опомнился, но было уже поздно - спешно проведенная приватизация отдала в руки "сознательных" все ресурсы
– Я много раз говорил с простыми окрайнами из космодромной обслуги!
– поддержал друга Гилек.
– Они часто просто руку мне стремились пожать. Потому что я росс! Всего лишь! Понимаете, господин капитан? Люди устали от того, что творят с их родиной "сознательные".
– Понимаю, - опустил голову тот.
– Да уж, кошмар там происходит… Говорите, молодежь из нацистских организаций? У меня на родине как раз идет война с нацистами, знаю, что они такое…
– А вы думаете, на самом Россе лучше?
– закусил губу второй пилот.
– Как бы не так! Там несколько клик олигархов схлестнулись в драке за власть. Делят страну, на куски ее рвут! К развалу ведут, это из газет ясно видно - СМИ каждого материка ежедневно пишут о "суверенитете". Парламенты обвиняют друг друга в смертных грехах. Орут, что надо флот разделить и разбежаться по разным углам. Сволочи!
Он сжал кулаки и опустил взгляд, едва сдерживая нервную дрожь. Неужели император не услышит крика людей Империи, их мольбы о помощи, их отчаяния? Неужели оставит все, как есть?
– Ваше величество!
– внезапно рухнул на колени Умар.
– Накажите меня за то, что я вас так назвал, но для меня вы - император! Я не могу иначе! Выслушайте меня, умоляю!
В черных глазах уроженца далекого Синтара стояли слезы, смуглое лицо было бледным, губы тряслись.
– Говорите, - сказал император после недолгого молчания.
– Неужели вы не понимаете, ваше величество, что о вашем воцарении уже знают в империи?
– Знают?
– насторожился тот.
– Почему вы так думаете? Адмиралтейство-то понятно, но это Адмиралтейство, оно вряд ли станет откровенничать с прессой.
– Искин не мог не сообщить о коронации всем, кому только можно, это заложено в его основную программу, - криво усмехнулся бортовой врач, неплохо разбирающийся в кибернетике.
– На многих планетах бывшей Империи сохранилось достаточно служб, использующих старые имперские протоколы связи. Все они знают, что у Белого Крейсера снова есть капитан.
– Ясно… - скривился его величество.
– И что из этого следует?
– А то, что во многих странах, скорее всего, уже идут бои между имперцами и правительственными войсками!
– упрямо набычился Умар.
– По крайней мере, у меня на родине - точно! Мы - горцы, ваше величество! Мы помним нашу клятву крови! И будем помнить, сколько бы поколений не минуло. Да, пока императора не было, мы позволяли править нами ханам кланов и тейпов, но только пока императора не было. Даю вам
Он криво усмехнулся и добавил:
– Правда, не последнего, а предпоследнего, Михайлы VI Объединителя. И как у этого великого человека мог уродиться такой ничтожный сын, как Владек, будь он проклят во веки веков? Как искины вообще допустили его до власти? Не знаю, но он - не император! Он предал все и вся. Своей слабостью и трусостью предал! Можете казнить меня, ваше величество, но это правда! Мы, горцы, всегда говорили императорам правду в лицо! И всегда будем, даже если ценой станет плаха.
Алесий I - для Умара имя Алексей звучало дико, про себя он называл его величество привычным образом - долго смотрел горцу в глаза, а затем устало вздохнул и сказал:
– Как жаль, что никто не решается говорить нашему императору правду в глаза…
– Товарищ Сталин - не император!
– вскинулся сидящий за пультом главного навигатора худой юноша с каким-то незнакомым Умару оптическим прибором на глазах.
– По сути - император, - отмахнулся капитан Белого Крейсера.
– А как он там себя называет и какой в реальности общественный строй - неважно. Позже сам поймешь.
– Ваша величество… - повторил так и не вставший с колен синтарец.
– Ваше величество! Неужели вы не понимаете, что сейчас у Империи впервые за много лет появилась надежда? Не лишайте нас ее! Сейчас миллиарды людей на всех девяти планетах с нетерпением ждут, когда в небе появится Белый Крейсер… Народ ждет этого с радостью, а правительства с ужасом…
– О, Господи!
– застонал император, схватившись за голову.
– Да поймите же вы, что я не потяну эту адскую ношу! Я не готов к ней! Я простой пехотный капитан! Мне всего двадцать два года! Куда мне?! Я вообще ничего в этой вашей Империи не понимаю! Я родом с планеты, еще не вышедший в космос! Очутился на крейсере непонятно как! Я не могу взять на себя такую ответственность. Товарища Сталина бы сюда, он бы быстро разобрался…
– Этот ваш товарищ Сталин тоже когда-то был молодым, - упрямо возразил Умар.
– Не думаю, что он сразу всему научился. Ваше величество! Создатель возложил этот долг именно на вас! Ведь неспроста же?
– Возможно… - не стал спорить Алесий.
– Но… Я не могу. Слышите? Я должен вернуться домой! У нас там война. Я присягу давал! Понимаете? Присягу!
– Понимаю, ваше величество… - помрачнел Умар.
– Присяга - это святое…
– Вот только возможности вернуться домой нет, - заговорил один из стоящих возле тронного возвышения людей, среднего роста парень с короткими каштановыми волосами и резкими чертами лица.
– Даже Белый Крейсер не способен перемещаться во времени.
– И ты туда же, Виктор!
– с досадой посмотрел на него император.
– Все-таки считаешь, что мы в будущем?
– Считаю, - подтвердил тот.
– И в прошлом относительно моего времени. Хочу в этом убедиться. Господа, какой нынче год от основания Империи?
– Две тысячи триста тридцать девятый, апрель, - ответил Гилек, пытаясь осознать вышесказанное. Прошлое? Будущее? Что за чушь?
– Так я и думал, - удовлетворенно кивнул Виктор.
– Самый конец Безвременья. И если уж в мое время не умели путешествовать во времени, то сейчас это тем более невозможно. Простите, товарищ капитан, но это правда и никуда от нее не денешься.