Белый мусор
Шрифт:
— Слышал, ты девственница. Я не хотел бы вмешиваться… Вдруг для тебя это важно.
Я неопределённо мотнула головой:
— По ходу разберёмся.
Военную чёткость Гошиного подхода оттеняли команды на плацу:
— Равняйсь! Смир-р-р-рна! — орал на студентов офицер. — Вольно. Заправиться. Головные уборы… сня-а-ать! Головные уборы… на-адеть! Эскадрон, в колонну по три… ста-а-ановись!
Гоша управился быстро, будто понимал деликатность ситуации. Обтёр себя краем простыни. Застёгивая штаны, пояснил:
— Неизвестно
Гоша взял очки с подоконника. Немного помялся, глядя на меня, лежащую на кровати. Подыскивал слова для ухода.
Я села на кровати:
— Может ещё выпьем? Сам говоришь, неизвестно, когда свидимся.
Гоша услужливо наполнил стаканчики:
— Ну, по последнему. Мне нужно на подготовительные курсы к Сенчину. Буду на заочный в ГУМ, Государственный Университет Моску, поступать. На факультет философии.
— Зачем тебе это?
— Для саморазвития. Не век же солдатом куковать. И вообще — философия рассказывает о жизни всё то, что скрывает смерть.
— Ерунда какая-то. Сам придумал?
— Ладно, мне пора.
Гоша раздражённо вышел. Я кое-как оделась, причесалась, невольно подчиняясь командам за окном:
— Равнение нале-во!
Вышла из своей комнаты. Убедилась, что охрану действительно сняли. Быстрым шагом миновала несколько пустых коридоров и остановилась возле комнаты с табличкой «Аджюдан». Постучала. Дождалась, когда Антуан ответил и вошла.
Он тоже сидел возле окна. Пил водку с гренадином и смотрел на марширующих новобранцев. Остатки заходящего солнца окрасили комнату в красный свет, будто включились сигнальные лампы в салоне бронепежо, когда въезжаешь в Неудобь.
Он молча предложил мне стакан.
— Мы должны поговорить, — сказала я.
Слегка пьяный Антуан поморщился, будто его попросили о неудобном одолжении:
— Мы, типа, всё решили.
— Ничего мы не решили.
— Не кричи.
— Не могу не кричать. Мне плохо.
— Жизель, я тебе всё сказал. Я не могу принять тебя. Не могу отделить тебя от Клода. Это… Это противно.
Хотела снова вскричать, но стерпела. Тихо сказала:
— Я ухожу.
Антуан кивнул и протянул бокал, чтоб чокнуться:
— Удачи.
Я подняла стакан и швырнула в стену.
Обратно по гулким коридорам добежала до дверей своей комнаты, где встретила Захара. Как настоящий гарсон, он растопырил пальцы и держал на кончиках поднос с двумя бутылками шампанского и бокалами. Другой рукой стучал в дверь:
— Я подумал, когда ещё свидимся? Вот и зашёл…
Ногой я выбила из рук поднос, а кулаком двинула Захара в подбородок:
— Убирайся вон, имбециль!
Оглушённый пулемётчик удержался за стену, чтоб не упасть. Поднос звонко покатился по лестнице, а шампанское полезло из-под осколков бутылок, как кипящие грунтовые воды Неудоби.
Я захлопнула дверь
Тут же за окном раздался треск ломаемых ветвей. Бес-пилот, у которого села батарея, рухнул на землю.
Я уходила из родительского дома и боролась с желанием обойти его последний раз. Тут же себя одёргивала: это не мои родители, не мой дом. Мой отец — трупный фарш. Мать — вонючий диссоциативный электролит с вкраплениями белого мусора.
Хотелось стучать себе по голове, чтоб выбить все воспоминания Клода.
Не стала ждать завтра. Взяла вещмешок. Пробралась в кабинет Клода и сняла со стены одну саблю и ножны. Хотела сначала забрать вторую гордость коллекции: прадедушкин клинок, выкованный на вакуумном прессе из сплава металлов Неудоби и титана. Но подумала, что это слишком похоже на ограбление, клинок стоил тысяч пять эльфранков. Клод не простит. Поэтому остановилась на современном клинке, тоже из сплавов Неудоби, но менее древний.
Покинула казармы и направилась к воротам.
— Стой, девочка.
Тётя Наташа будто подстерегала. Подошла ближе и передала пакет:
— Мы так и не сходили по магазинам.
— Что здесь? Кружевные трусики? Мерси, но мне уже не надо.
Отбросила пакет и убежала. Дозорный еле успел открыть передо мной калитку.
Глава 41. Подлинная история Русси
Остатков жалования хватало на билет до города Нижние Грязи, провинции Буффонд. Название города символизировало моё положение: белый мусор валился в грязь.
Клод часто бывал в Нижних Грязях. На границе с Санитарным Доменом располагался военный авиадром, на котором проходили практику кадеты. Гористая местность напоминала боевые условия Нагорной Монтани.
На гражданском чипе до сих пор значилось, что я боец Эскадрона Клода. Эту строчку должны были бы стереть завтра, после получения расчёта. Значит, беспрепятственно пройду через пост экоконтроля.
В час ночи я заняла койку во втором классе пассажирского дирижабля. У открытого иллюминатора, возле таблички «Иллюминаторы не открывать!», под которой висела табличка «Не курить!» стояли несколько пассажиров и курили, сплёвывая в ночную темноту, на огни ночного Моску.
Я уставилась в потолок и вспомнила… Гошу.
Однажды вечером, задолго до резни в Белом Кителе, шеф-сержант Ив де Гош постучался ко мне в комнату:
— Салют, Жизель. Не занята?
По его лицу я мгновенно поняла, с какой именно целью Гоша заявился. С той самой, с какой не справился Антуан.
— Занята.
— Это жаль, — сказал он и нагло прошёл в комнату. — Кое-что принёс.
Он протянул книгу.
— «Подлинная история Русси», — прочитала я на обложке. — Автор Прыткий Шарль. Хм. Разве этот Прыткий Шарль не получает деньги от Ханаата, чтоб порочить нашу Империю?