Белый обелиск

Рэйда Линн

"Она ведь предлагала мне подумать, - рассердился он, вспомнив Хозяйку Перепутий.
– Почему я ее не послушался?.. Почему я всегда сначала что-то делаю, а потом начинаю думать?!" Разумеется, было бы глупо даже на секунду допустить, что, поразмыслив, он бы предпочел остаться в их анахроничном, недоразвитом Инсаре на всю жизнь... Но он бы мог, по крайней мере, попрощаться с Ольгером. Сказать ему, как Альк признателен ему за все, что тот для него сделал, пожалеть ему удачи, может быть, даже обняться на прощание.

Дойдя до последней мысли, Альк до хруста

стиснул зубы, осознав, что, если бы ему и правда предоставилась возможность обнять Ольгера, он бы понял, что не может и не хочет покидать Инсар. Даже ради отца.

Альк вдруг подумал, что он никогда никого не любил - мелкие увлечения и смешанное с раздражением влечение к Аделаиде в счет не шли. У него просто не было возможности узнать, какие острые, мучительные чувства причиняет расставание. А теперь было уже слишком поздно что-нибудь менять.

У него было право на одно желание - и он распорядился им совсем не так, как следует.

Альк медленно поднялся, вышел в темный и промозглый холод петербургской осени и медленно побрел домой. Пройдя пол-улицы, он начал ежиться от холода и вспомнил, что его черный кашемировый шарф остался на вешалке в квартире Перегудовых, но возвращаться за ним не стал, только повыше поднял воротник пальто. С точки зрения редких прохожих, попавшихся ему навстречу, Альк наверняка производил впечатление загулявшего студента, но сам он чувствовал себя глубоким стариком. Ему казалось, что, если он даже проживет еще лет пятьдесят, ничто больше не вызовет у него чувство радости. Добравшись до своей квартиры, Альк невнятно поздоровался с отцом, покачал головой в ответ на настоятельные просьбы выпить чаю и поужинать, дошел до своей комнаты и рухнул на постель, не потрудившись даже снять ботинки.

Жизнь была кончена.

Проснувшись, Альк почувствовал, что ему тяжело дышать, и почти сразу понял, почему - он спал, уткнувшись носом в мокрую от слез подушку. Он мгновенно вспомнил все, что с ним случилось накануне, и мрачно подумал, что, по сути, лучше было бы совсем не просыпаться. Мысль о том, чтобы вставать, есть завтрак и тащиться в Университет, не вызывала у измученного Алька ничего, кроме гадливости.

Он медленно перевернулся на спину, открыл глаза и несколько секунд бездумно созерцал высокий темный потолок. И лишь потом его как будто бы толкнуло изнутри - угрюмый, серый камень, на который он смотрел, нисколько не напоминал беленый потолок в его квартире. Альк кубарем слетел с кровати, налетев на грубую дубовую скамью со сложенной на ней одеждой и разбив себе колено, но ему было плевать. Он понимал только одно - Хозяйка Перепутий все же сжалилась над ним, и выполнила для него еще одно желание.

– Спасибо, - сказал Альк в пространство, повернувшись к тому месту, где вчера стояла женщина в полупрозрачном белом платье.
– Я не знаю, почему ты это сделала, но все равно - спасибо!

Почему-то он не сомневался в том, что синеглазая "эшшари" его обязательно услышит. Ему даже показалось, что он слышит тихий серебристый смех. Но размышлять об этом было некогда. Альк быстро натянул на себя чистую

рубашку и отправился на поиски Хенрика Ольгера. Необходимо было объясниться с ройтом, пока он еще находится под впечатлением от своего чудесного возвращения - иначе он никогда не решится сказать Ольгеру то, что чувствует.

Ройт Ольгер обнаружился в гостиной, примыкавшей к кабинету коменданта Браэннворна - стоя спиной к двери, ройт ворошил дрова в камине, перед которым стояло массивное резное кресло.

– Ройт Ольгер!
– крикнул Альк, врываясь в комнату. Больше всего ему хотелось броситься Хенрику Ольгеру на шею, но вид ройта - одетого в мундир, застегнутого на все пуговицы и прямого, словно шпага, слегка отрезвил Свиридова.

Мужчина обернулся и встревожено нахмурился.

– Альк? Что случи...

– Ничего не случилось!
– выпалил Свиридов.
– Я просто хотел сказать... по поводу нашего разговора о Хозяйке Перепутий...

– Альк, я занят.

– Я сейчас уйду, - поспешно согласился Александр.
– Я только хотел сказать - не надо никуда ехать. И искать ничего не надо! Я хочу остаться с вами, ройт. Я вас...

– Я не один.

– ...люблю.

Ольгер устало потер лоб.

– Спасибо, Альк, - сказал он обреченно. В первый момент Свиридов удивился, почему тот реагирует так странно, а потом из недр кресла неожиданно раздался еще один голос.

– Видимо, это и есть причина вашего отказа?..
– спросил сидевший в кресле человек с живейшим любопытством. Альк растерянно взглянул на ройта - лицо Хенрика казалось неподвижным и бесстрастным, словно восковая маска.

– Да, господин маршал. Я прошу прощения за этот... балаган. Альк, будь любезен, подожди за дверью.

Альк похолодел, сообразив, что Ольгер разговаривал с Бриссаком, и, пробормотав "мне очень жаль", ретировался в коридор.

Проводив Алька взглядом, Ольгер снова повернулся к маршалу Бриссаку. Хенрик чувствовал, что самым глупым образом краснеет, но все-таки постарался сохранить невозмутимый вид.

– Теперь вы сами видите, что я не могу принять ваше предложение, - сказал он сухо.
– Как только мои... личные обстоятельства станут известны, от меня все отвернутся. Церковь...

– Церковь осуждает все, помимо брака для деторождения. Если хотите посыпать голову пеплом, повод в любом случае найдется, - фыркнул маршал.
– Я не клирик, Ольгер. Ваши отношения с Создателем меня не интересуют. Но я знаю, что из вас получится прекрасный генерал. И, раз уж обстоятельства сложились так удачно, что вы никуда не едете, я бы хотел, чтобы вы перестали говорить о ерунде и избавили меня от утомительной необходимости вас уговаривать. Это, в конце концов, нелепо.

Ройт поморщился

– Если вы считаете, что я действительно могу быть вам полезен... несмотря на все, что вы здесь видели... то я согласен.

– Ну, давно бы так! Присядьте, я буду писать письмо в столицу.

Ольгер с трудом преодолел порыв еще раз извиниться за поступок Алька, тяжело вздохнул и опустился на свободный стул.