Белый посох

Величковская Тамара Антоновна

От твоих ли слов хороших, От улыбки ли твоей, Словно мостик переброшен Над провалом темных дней. Словно люди стали лучше И прекраснее земля, Словно пал весенний лучик На иззябшие поля. И надежда, как подснежник, Зимний сон переборов, Доверяет венчик нежный Воле мартовских ветров.

«Долго, долго жила затворницей…»

Долго, долго жила затворницей В отреченьи, в оковах сна… Но весна

постучала в горницу, Отворила, — и впрямь весна… И гляжу: расцветает, молится, Зажигает свечи каштан. А в лучах, в цветах за околицей Голубой мелькает кафтан. Вижу — светел мой плат узорчатый И горит сарафан мой сборчатый, И цветенье и смех везде, А вверху, на соседнем жолобе Умиленно воркуют голуби О несвитом еще гнезде…

«Пастух оперся на сосновый посох…»

Пастух оперся на сосновый посох И смотрит, как проходят поезда. Вокруг на зеленеющих откосах Раскинулись привольные стада, Но не волнует шумное стремленье Стальных колес и дымовых колец Ни пастуха невозмутимой лени, Ни кротости его овец.

СОН («Снова шепчет за окошком ель…»)

К.Д. Померанцеву

Снова шепчет за окошком ель, Лает пес и ссорятся гусята, — — Я была за тридевять земель, Я гостила в царстве тридесятом. Я ручных ласкала лебедей, Белым птицам белый хлеб давала, Узнавала близких мне людей Тех, которых прежде не видала. Я узнала белоснежный дом, Три луны над куполом сияло. А потом… но не было потом, Потому что времени не стало. Белый бык стремился отворить Дверцу клетки с птицами и львами. Но об этом трудно говорить Утренними точными словами. Я была за тридевять земель, Я гостила в царстве тридесятом. — Бьется в окна залетевший шмель, Хрюкают в сарае поросята.

«Быть может, это — нищета…»

Быть может, это — нищета И тишина, и углубленность, Быть может, это — суета, Души тревожная влюбленность… Но я сроднился с нищетой, И суета не искушает. Не знаю как, не знаю что, Но знаю: что-то жить мешает.

Эрос («Он придал угловатым рукам…»)

Он придал угловатым рукам Закругленную прелесть движений. Он открыл удивленным зрачкам Дар высокого преображенья. И для песни открылись уста, И ушам захотелось услышать, Как звенит, излучаясь, звезда, Как цветущая жимолость, дышит. И Психея тогда налету Увидала в чудесном виденьи Ей возможных вершин высоту И предельную пропасть падений.

«От взмаха сильного руки…»

От взмаха сильного руки, Что камень с берега швырнула, Полоска серебра сверкнула, И водяные пауки Звездой рассыпались в испуге. И на поверхности пруда Все незаметнее вода За кругом круг рождала

в круге И вновь покрылась пауками, Уже забывшими испуг… Но как был легок всплывший круг И как тяжел упавший камень.

«Строим земное, строим…»

Строим земное, строим… Рушатся стены града. Роем земное, роем — И не находим клада. Прочное все непрочно, Вечное — неуловимо. Струйкой часов песочных Сыплется время мимо.

«Какая тишь и легкость умиранья…»

Какая тишь и легкость умиранья В осеннем облетающем лесу. Деревья обрекают на попранье Весною вознесенную красу. Как эти листья были неразрывны С весенней мощью молодых ветвей. Их не сорвали грозовые ливни, Не сбросил ветер силою своей. И вот теперь, по тайному приказу, Родные ветки потеряли власть. Но листья осыпаются не сразу, Как будто не торопятся упасть… Какая тишь и легкость догоранья В осеннем, облетающем лесу… — Неужто я земное умиранье В такой же тишине перенесу?

«Когда подросшие птенцы…»

М.Н. Лисенко

Когда подросшие птенцы, К полету первому готовы, Когда поспели огурцы И дозревает сад фруктовый. И в зелени еще густой Все полно радостным кипеньем, Крылатой птичьей суетой, Сверканьем, щебетом и пеньем, — Впервые вдруг засохший лист Спадает, медленно вращаясь. Тогда возню свою и свист Внезапно птица прекращает, И круглый глаз ее следит С неизъяснимым напряженьем, За тем, как желтый лист летит, За медленным его сниженьем… И зелен дуб и луг широк, Просты по-прежнему заботы, Но птица знает — близок срок, И слышит отзвук перелёта.

НОЧНОЙ ВЕТЕР («Колокольчик дрожит от чего-то…»)

Колокольчик дрожит от чего-то И ушам не дает отдохнуть. — Это ломится ветер в ворота, И не может ворот распахнуть. Что-то воет, как выли в пещере Голоса допотопных зверей. — Это ветер томится у двери И раскрыть не умеет дверей. И тревожит меня до рассвета Колокольчик и жалобный вой. — Это ветер не с этого света Прилетает, зовет за собой.

«Природа часто жестока…»

Природа часто жестока Листка прямое назначенье — Без ропота и возмущенья Быть продолжением цветка. Но треплет ветер лист простой, Жара и стужа опаляют, И постепенно наделяют Необъяснимой красотой. Пришли дожди, придут метели, — Все чаще ветки в серебре. Был зеленее лист в апреле, Но стал прекрасней в октябре. И он упал. Лежит ничком, Но мертвых листьев не жалеют. А он желтеет и алеет, — Он сделался почти цветком.