Белый Север. 1918

Каляева Яна

— Действительно, в Петрограде в последние годы принята близкая стойка в вальсе, — врать Наденьке было неприятно, но другого выхода не оставалось. — Французская, знаете ли, мода… Я бесконечно виноват, Надя. Не подумал, что вам это новшество незнакомо… Вы, верно, мерзнете? Нам лучше бы пройти в дом.

Ночь выдалась ясная и лунная, и Максим явственно видел на веснушчатом личике Нади слезы.

— Да божечки, это вы меня извините, провинциальную дурочку. Смешалась, опозорила вас перед обществом… — девушка шмыгнула носом, робко улыбнулась и неожиданно брякнула: — Не меня вам

надо было приглашать, а Марью Викторовну.

— Надя, о чем вы? При чем тут Мария Викторовна?

— Она… подходит вам, — грустно сказала девушка. — Вашего полета птица. Не глупенькая дурочка, как я… Я ведь совсем не то, чем вы меня полагаете, вы сильно ошибаетесь во мне…

— Да полно, Надя! О чем ты только думаешь? — Максим отметил, что перешел на «ты», и, кажется, это было уместно. — Ты — чудесная, нежная, искренняя! Не представляешь, как я рад провести с тобой этот вечер! А с Марией Викторовной меня связывали исключительно служебные дела, и они, слава богу, окончены. Ты же знаешь, верно, я даже вещи ей с курьером передал! Кстати, она их получила?

Личные вещи Маруси, изъятые при аресте и обыске, Максиму чуть ли не швырнул в лицо тот самый следователь во время очередного рабочего посещения тюрьмы; после пусть и условного, но все же освобождения ей полагалось получить назад свое имущество. Максим оставил у себя маленький дамский браунинг и черновики рабочих бумаг — проекты листовок о профилактике заразных болезней. Неплохой, кстати, проект, стоит пустить его в работу от имени ВУСО… то есть скорее уже от Временного правительства Северной области. Одежду и гигиенические принадлежности Максим с грехом пополам увязал в узелок — как же здесь не хватало такой доступной в его времени вещи, как пластиковые пакеты.

Среди вещей Маруси нашелся сложенный вчетверо тетрадный листок. Максим, чуть поколебавшись, развернул его и вздрогнул, увидев наверху выведенное изящным Марусиным почерком: «Для М. Р. — если я не вернусь». Дальше шли переписанные от руки стихи:

Не узнавай, куда я путь склонила,

В какой предел из мира перешла…

О друг, я всё земное совершила,

Я на земле любила и жила.

Нашла ли их? Сбылись ли ожиданья?

Без страха верь; обмана сердцу нет;

Сбылося всё; я в стороне свиданья;

Я знаю здесь, сколь ваш прекрасен свет.

Друг, на земле великое не тщетно;

Будь твёрд, а здесь тебе не изменят;

О

милый, здесь не будет безответно

Ничто, ничто; ни мысль, ни вздох, ни взгляд.

Не унывай; минувшее с тобою;

Незрима я, но в мире мы одном;

Будь верен мне прекрасною душою;

Сверши один начатое вдвоём.

Не сама же Маруся это сочинила? Как не хватало возможности элементарно загуглить!

— Да, ей все передали, спасибо, — сказала Надя.

Максим тряхнул головой. Зачем он думает о той, другой женщине, когда рядом — эта, такая притягательная? И никакое туманное прошлое с Надей его не связывает, а только самое что ни на есть настоящее.

— Значит, ни к чему нам теперь о ней вспоминать, — улыбнулся Максим и ступил вперед, сокращая дистанцию. — Наденька, милая, тебе, должно быть, холодно в таком легком платье…

— Рядом с тобой — не холодно, — тихо ответила девушка и теперь уже сама шагнула навстречу.

Он чувствовал, как вздымается ее изящная грудь под тонкой тканью. Мелькнула мысль, что все может оказаться не так просто… ведь он не в родном времени с его сексуальной революцией, тут и средств контрацепции толком нет… но потом руки сами собой легли на талию девушки, привлекли ее ближе, чем в вальсе, и мысли куда-то испарились. Лицо Нади было запрокинуто, губы распахнуты, такие мягкие, теплые губы…

— А, Максимко, в-вот где т-ты прячешься! Ик! Насилу тебя с-сыскал! Ой, зд-драсьти, барышня!

Максим поморщился. Прежде чем подошел, пошатываясь, сам Миха, свежий ночной воздух окрасился ароматом причудливого алкогольного коктейля. Ясно-понятно… похоже, Бечин перепробовал весь ассортимент выставленных на банкет напитков, и не по одному разу.

Надя испуганно отстранилась и на шаг отступила.

— Т-ты чего т-тут… Я с Чайковским г-говорил и он… ик! — показал мне п-проект Земельного к-кодекса!

Черновик кодекса не полагалось никому показывать, но Миха Бечин даже и трезвый умел быть настырным, когда речь шла об интересах его людей, а уж пьяный и вовсе делался неотвратим, будто несущаяся по рельсам вагонетка.

— Это замечательно, Миша, — выдавил Максим. — Давай завтра мы с тобой его обсудим.

— П-пошто завтра? — удивился Миха и оперся об иву для пущей устойчивости. — С-сейчас давай. Т-там все как н-надо… п-почти… Только п-про… ик!.. р-распределение г-голосов в Советах н-не то… П-переделать надо. К-квоты… Н-не…

Миха пытался сформулировать мысль, которая сейчас казалось ему важной, ценной и, без всякого сомнения, невероятно своевременной.

Надя хихикала, прикрыв ладошкой рот. Максим закатил глаза и скорчил рожицу. Момент был упущен.