Белый странник

Прохоров Николай

Что это за песня? Мне она по нраву, – сказал он, откидываясь на подушки, лежав- шие за спиной.

Это песня воинов разных, ее поют там, откуда я родом, – грустным голосом произнес Кирилл и выпил одним глотком кубок вина.

Ты грустишь по дому, друг мой, – в голосе Скифида было участие, он смотрел на Кирилла с желанием и готовностью что-либо сделать для него.

Я почти забыл мою родину, а грущу по ней лишь потому, что, думая о ней, вспоминаю о моих умерших родителях. Но это не помешает нам с тобой веселиться, друг мой,

заметно повеселев, произнес Кирилл и вновь налил вина себе и своему новому другу. Они так просидели за полдень, караванщик рассказывал о дивных странах, в которых ему посчастливилось побывать, о людях, нравах, и, конечно,

о ценах на рабов. После Скифид позвал Кирилла купаться в протекавшей рядом речке. Кирилл, как и Скифид, был весел и доволен знакомством, но долгое сидение за столом его немного утомило, и он был рад сменить обстановку, потому с радостью согласился.

Я понял, что ты, друг мой, очень богатый человек и счастливый, конечно, – положив руку на плечо Скифиду, сказал Кирилл, когда они вышли из шатра.

Богатый? Это почему ты так решил? – Скифид посмотрел на своего гостя с подозрением, и было заметно, как он весь напрягся.

Да потому, что ты много где бывал, много что видел и знаешь, а знания – это истинное богатство и не украсть, не пропить его нельзя.

Кирилл произнес эти слова так беззаботно, улыбаясь и не замечая подозрительного взгляда караванщика, что тот тотчас оттаял душой и тоже заулыбался, что-то замурлы- кал себе под нос и повел Кирилла к реке. Когда Кирилл снял одежду и пошел к реке, то заметил, что Скифид стоит на том месте, где снимал свою одежду, и внимательно рас- сматривает его.

Что с тобой, уважаемый, или я чей-то обычай нарушил по незнанию?

Причем здесь обычай? Смотрю на то, как ты выглядишь, и понимаю, что ты не совсем нормальный человек, или вовсе не человек – ибо с таким телом я еще никого не видел. Слышал, что только боги имеют такое могучее и красивое тело, а соответственно и силу. Теперь понимаю, почему так больно моему охраннику было.

Глаза караванщика были широко открыты, он стоял, напоминая статую. Кирилл только сейчас понял, насколько он отличался от нормальных людей. Его внешность на- столько изменилась, приобретая черты атлета, что в сравнении с ним любой мужчина выглядел тщедушным мальчишкой. Валы мышц, сменяя друг друга, как горные хребты простирались по всему его телу.

Полно тебе шутки шутить, я такой же, как и ты, человек. Только выгляжу так, как выгляжу, вот и все. Если хочешь – сделай царапину на моей руке и увидишь, что кровь моя не отличается от твоей, – с улыбкой произнес Кирилл и пошел к воде. Он, как огром- ное морское животное, нырнул в воду, почти не поднимая брызг. Скифид еще постоял, о чем-то думая, и тоже пошел купаться.

После купания они долго лежали на песке, говорили о всякой ерунде. Скифид оказал- ся очень неплохим пловцом, и только КМС по плаванию, засланный Кириллом еще до армии, не дал ему ударить в грязь лицом.

Обедать они пошли ближе к вечеру. Солнце еще было высоко, но стало прохладнее, и двое мужчин решили вернуться к шатру.

Ты меня прости за вопрос, но скажи, уважаемый Скифид, почему ты так беспечно ведешь себя? Целый день мы с тобой предаемся утехам разным, и ты ни разу не поинте- ресовался, как там твои рабы и все остальное.

В голосе Кирилла был живой интерес, и, немного подумав, Скифид сказал:

Это все от того, что когда-то я был действительно очень богатым работорговцем, у меня было много рабов и работников, это сделало меня слишком самоуверенным и жад- ным. Я ценил лишь деньги, только их. Старался заработать как можно больше, больше других и стать самым могущественным человеком своего города. Однажды я встретил такого же, как сам. Он предложил мне вложить все деньги в товар и увезти за море в страну зеленых холмов, там рабы стоят очень дорого. Я знал, что это риск, но жадность меня толкнула на этот шаг. Мы купили пять кораблей, скупили всех рабов, до каких мог- ли дотянуться, и отправились в путь. Из экономии мы не брали с собой должного ко- личества охранников и продуктов, надеялись на то, что нам хватит на пять недель туда, а обратно, сам понимаешь, с деньгами всякое достанешь: и еды, и чего хочешь. Но мы переоценили

свои силы, на нас обрушился шторм, и носил три дня по морю; два корабля разбило о рифы Слез, один мы просто потеряли, и лишь на двух потрепанных судах мы выбрались из этого шквала смерти. Потом началось самое страшное – штиль. Две недели штиль, жара стала забирать наших рабов, продуктов не хватало, и мы почти отчаялись. К концу второй недели подул ветер, а на следующий день пошел дождь. Все вроде бы наладилось, но это только на первый взгляд – мы встретили наш корабль. На нем не было половины рабов, но это оказалось не самое худшее, оставшиеся были чем-то больны. На радостях мы не обратили на это никакого внимания и перегрузили оставшихся рабов и провиант на первые два судна, и поплатились за это. Через два дня среди рабов распространился мор, потом мор ударил по охранникам, а в завершение всего отчаявшиеся рабы подняли бунт. Два корабля были залиты кровью, бойня была такой, что порой я не знал, кого рубил, – рабов или охранников. Это длилось два дня, полных ужаса и страха, после остались только пятнадцать охранников и я. Мы сожгли один корабль, а на втором, изголодавшиеся, доведенные до предела человеческих сил, пришли в свою гавань. Продав свой корабль и собрав последнее, я вновь закупил рабов и отправился в путь, чтобы хоть как-то возместить ущерб. Но на одном из привалов был связан и брошен на произвол судьбы своими же охранниками. Караван увели, меня бросили, в общем

всё, конец мой был на том привале. На исходе дня меня нашел другой караванщик и спас, он привез меня домой, где меня ждала нищета. В общем, я одолжил денег и вновь увел караван, только очень тщательно отбирал людей и хорошо им платил, не считаясь с убытками, они же в ответ хорошо работали, и в результате то, что ты видишь – это мой караван после уплаты всех долгов и двух лет тяжелой работы. Всё, что я имею – караван, и если повезет, то я хоть как-то встану на ноги.

Скифид поглядел в глаза Кириллу и увидел там понимание. Другого он не мог уви- деть, и Кирилл сказал ему с улыбкой, положив руку на плечо:

Мой друг, нет худа без добра, и хорошо то, что хорошо кончается, а караван я твой так толком и не увидел, зато шатер твой мне, как дом родной.

Ну, это мы сейчас исправим. Я тебе все покажу.

И они пошли в сторону, где находились рабы. Рабов было много, человек сто. В сто-

роне от хозяйского шатра стояли несколько больших телег с клетками, в которых на- ходились люди, именуемые рабами. При виде этого Кирилла передернуло, появилось желание посворачивать шеи этим работорговцам. Но он пересилил себя и успокоился: в конце концов неизвестно, за что эти люди стали рабами.

Они подошли к первой клетке, в которой находились мужчины. Все они были из- мотаны хроническим недоеданием и покрыты толстым слоем дорожной пыли, и от того выглядели все на одно лицо.

Но один человек все-таки привлек внимание Кирилла. Это был широкоплечий муж- чина, с гордым взглядом свободного, когда-то властного человека.

Кто это? – спросил Кирилл, указав на раба, привлекшего его внимание и возбудив- шего интерес.

О, это очень интересный случай. Он был когда-то очень хорошим воином, под его началом были только лучшие, но его постигла неудача, как, впрочем, и всех в этом мире. Он влюбился в дочь своего господина и в результате ссоры убил своего несостоявшегося тестя, за это его продали в рабство в назидание другим. Позор и бесчестие лучшему из лучших – хуже смерти.

Скифид рассказывал и смотрел на раба, чтобы видеть, как тот будет реагировать. Но он не реагировал вовсе и сидел с таким видом, будто рассказ не о нем. В его глазах читалась неимоверная воля и самоконтроль, присущие настоящему воину. Лишь сжатые кулаки выдавали его состояние. Кирилл постоял у клетки, рассматривая этого человека, потом отвернулся и пошел к другой. Они ходили от клетки к клетке как в зоопарке, рассматривали живой товар, и Скифид с наслаждением рассказывал то одну, то другую историю, связанную с тем или иным рабом.