Белый Волк

Геммел Дэвид

План Скилганнона был всем хорош — с теоретической точки зрения. С практической он казался просто убийственным. Осуществить требуемое и при этом уцелеть не было никакой возможности. Диагорас обвел взглядом остальных. Джаред с Нианом сидели в стороне. Джаред только что дал брату какой-то порошок от головной боли и теперь обнимал его за плечи, Гарианна, похоже, спала. Друсс и Скилганнон тихо разговаривали между собой. Большой серый зверь притулился рядом с Друссом. Диагорас все время твердил себе, что это Орасис, но никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Орасис

в годы их солдатской службы был веселым увальнем, предметом множества шуток, на которые никогда не обижался. А этот зверюга с клыкастой пастью и холодными янтарными глазами наводил на Диагораса дрожь. Спокойствие Друсса его поражало. Что, если зверь разъярится и набросится на них?

Диагорас снова перевел взгляд на крепость. «Возможно, я смотрю на свою гробницу», — думалось ему. Из ворот выехал всадник, и Диагорас поспешил скрыться. Всадник проскакал мимо рощи назад, к горам Халид-хана.

Одним меньше, подумал Диагорас, стараясь приободриться. Он, как-никак, пережил Скельн — хуже уже ничего быть не может. Всего-то и нужно, что войти во вражескую крепость, а потом оборонять дверь от вражеских солдат — сколько их там, сорок? Ниан сказал, что уж лучше умрет, чем будет жить слабоумным, вот Джаред и позаботился о том, чтобы желание брата исполнилось. Они здесь не для того, чтобы спасти Эланин, а для того, чтобы умереть вместе.

До темноты оставалось меньше часа.

Диагорас, далеко обогнув зверя, подошел к Друссу и Скилганнону.

— Не лучше ли дождаться, когда станет совсем темно? Может, тогда они спать лягут, кроме караульных?

— Сумерки нам больше подходят, — ответил Друсс.

— Это почему же?

— Не так привычно.

— Что ты хочешь этим сказать? "

— Ночные атаки — дело привычное, — объяснил Скилганнон. — В крепости знают, что мы придем. Нас мало, и поэтому они думают, что мы либо устроим засаду вблизи от крепости, либо атакуем ночью. Именно ночью они и будут наготове.

— Не хотелось бы лезть с замечаниями на этой последней стадии, — сказал Диагорас, — но сколько из нас, по-твоему, переживет этот план?

— Я буду удивлен, если хоть одному удастся выжить.

— Так я и думал.

— Я умирать не собираюсь, — заявил Друсс. — Надо же кому-то отвезти девчушку домой. Мне сдается, это хороший план.

— Если завтра мы вернемся к его обсуждению, я с тобой соглашусь, — сказал Диагорас.

— Взбодрись, паренек! Никто не живет чечно.

— Кроме тебя, старый конь. Это мы, смертные, того и гляди протянем ноги.

— Когда Бораниус умрет, у его людей пропадет охота драться. С наемниками всегда так. Если платить им больше некому, они мигом перестают воевать. Главное — это добраться до него поскорее. Как бы там ни было, в крепости сейчас куда меньше семидесяти солдат. Многие рыщут по горам, высматривая нас. Там, я бы сказал, осталось человек сорок, а то и меньше.

— Очень утешительно, — пробормотал Диагорас.

— Ты запросто можешь подождать нас тут, паренек, — усмехнулся Друсс.

— Будто бы.

Диагорас снова взглянул на заходящее солнце,

зная, что оставшееся время пролетит очень быстро.

ГЛАВА 20

Братец девятнадцатилетнего Иппелиуса, капитан королевской армии, пал в том же сражении, что и Бокрам. В последующие месяцы семьям тех, кто служил королю, пришлось солоно. Мать Иппелиуса выгнали из родового особняка, имущество забрали в казну. Народ, собравшись у дома, швырял грязью в уходящих из него жильцов. Иппелиусу было тогда тринадцать, и он очень боялся. Многие вдовы старались уехать из города — кто к родне в деревню, кто в чужие края. Мать вместе с Иппелиусом уехала в Мелликан.

Там Иппелиус закончил свое образование. Город нравился ему, и ужасы прошлого, все еще преследовавшие его во сне, при свете дня казались несущественными. Потом к власти пришел Железная Маска. Он обещал наашанским беглецам отмщение, обещал свергнуть королеву-колдунью. Иппелиусу наряду с другими представился золотой случай отомстить за смерть отца и за бедствия, постигшие мать.

Теперь, сидя в жалкой харчевне вместе с двадцатью солдатами, он сознавал, что его мечты потерпели крах. Умерли вместе с беднягой Кодисом. Иппелиуса точно громом поразило, когда Морша зарезал его друга так внезапно и так жестоко. Кодис умер, не успев ничего понять.

Прокисшее пиво опротивело Иппелиусу, однако он пил его, чтобы не выглядеть привередливым в глазах остальных. И если выпить побольше, он по крайней мере не будет так бояться. Кодис всегда помогал ему, наставлял— на первых порах солдатской службы. Иппелиус тогда постоянно спотыкался о собственный меч, на коне держался так себе и советы Кодиса очень ценил. Морша, кстати, тоже относился к нему с добротой и пониманием. Кодис считал Моршу своим другом и уважал его. Как это ужасно — умереть от руки человека, который тебе по душе.

А тут еще этот Бораниус. Как волновался Иппелиус, когда его впервые представили генералу! От этого человека веяло отвагой и решимостью, и свержение королевы-колдуньи казалось неминуемым.

Иппелиус с содроганием вспомнил, как им с Кодисом приказали вынести из крепости тело, наскоро зашитое в холст. Сквозь материю просачивалась кровь. На полдороге с лестницы холст лопнул, и оттуда вывалился обезображенный женский труп. Иппелиуса от этого зрелища вывернуло наизнанку — пришлось Кодису одному заталкивать тело обратно.

Они похоронили мертвую, и Иппелиус, заливаясь слезами, воскликнул:

— Как мог мужчина сотворить такое с женщиной?!

— Это тебе не кто-нибудь. Это Бораниус.

— А ему что, закон не писан?

— Ну чего ты ко мне привязался? Он всегда любил мучить людей. Лучше выбрось это из головы.

— Даже камня нет на могиле, — не унимался Иппелиус. — Я думал, у них любовь.

— Они были любовниками, а потом он ее убил. Все, конец. Возьми себя в руки, парень, и никому об этом не говори, понял? С мужчинами Бораниус тоже не церемонится. Я не хочу, чтобы мне отрубили пальцы или глаза выкололи.