Белый ворон
Шрифт:
Против новоделов в салонах я не возражал, потому что таким образом поддерживал кавказских беженцев. Мастера-золотые руки изготавливали дуэльные пистолеты, сабли, кинжалы точно так, как их деды-прадеды, “калашниковых” и “макаровых” в своей мастерской они не сочиняли. Однако их работы от подлинно старинных вещей может отличить только специалист, а не основные клиенты Дюка, толком не знающие разницы между иконой и переводной картинкой.
Лежит на полке пистолет, по всему видать, старинный, оттого как в нем обоймы нет. Красивый, длинноствольный, переполняющий радостью сердце какого-то лопуха. Пусть себе покупает.
Дюку этого явно недостаточно. Он, чтобы эрудицией блеснуть, поскорее товар сбагрить, вполне может доверительно поведать клиенту: это пистолет, из которого Мартынов палил по Лермонтову. Кстати, на соседней полке лежит кинжал, принадлежавший той самой княжне, с которой великий поэт лепил образ Мэри, хотя в реальной жизни ей повезло встретиться со Степаном Разиным.
Причем доктор наук лепит горбатого такими словами, каких его потенциальный клиент не мог слышать даже на пересылке. Однако, видимо, кто-то научил одного из таких пациентов понимать прекрасное.
– Интересно, Дюк, что ты всучил человеку? Наверняка гнал полову. Это ты умеешь. Что-то вроде “Необычайное восприятие мира художника несомненно повлияло на выбор модели и придало общему решению тот декоративный вид…“ Ты кончай этот самый вид из себя устраивать, тоже еще безмолвное приложение к креслу выискалось.
– Прекрати хамить! – взвизгнул Дюк.
– Прошу прощения. Раз ты такой крутой, иди сам с клиентом разбираться.
– Что я такого сказал? – снова занял глухую оборону доктор наук. – Просто попросил тебя, по-дружески…
– Короче, Дюк. Ты забыл, сколько стоит минута моего времени?
– Клиент интересовался эротикой…
– И ты всучил ему двухтонную статую “Леда и лебедь”, которая стоит возле Центра современного искусства. Правильно сделал. Она всему городу на нервы действует.
– Живописные произведения ему не понравились, – не повелся на мелкую провокацию доктор искусствоведения. – Однако я сумел убедить его купить раритет. Настоящий, вот в чем загвоздка. Самый что ни на есть подлинник, а вовсе не пейзаж неизвестного голландца работы Антоновского.
– Интересно. Чтобы ты лоху да настоящую ценность предложил? Дюк, как дела со здоровьем? Не знаю, что тебя подвигло мимо настоящих клиентов антиквариат пузырить. Короче, в чем дело? Ты загнал первый номер журнала “Плейбой”, а клиент вместо Мэрилин Монро обнаружил на развороте Нонну Мордюкову?
– Он приобрел “Эротические сонеты” Эфроса, выпущенные в двадцать втором году тиражом двести шестьдесят экземпляров. И теперь имеет наглость заявлять, что это фуфель, и даже требовать каких-то мифических неустоек. Ты с ним должен разобраться! В конце концов, я вопросами охраны не занимаюсь.
– Ты уверен, что это подлинник?
– Еще бы! – выпалил доктор наук с таким видом, словно его заподозрили в шпионаже в пользу неспособного как следует платить государства.
– Нитки проверял?
– Зачем?
– Так, теперь слушай внимательно. В то время, когда ты служил директором музея и сдувал пыль с бесценных полотен, половина из которых сам знаешь, чего стоит, была история с Эфросом. Некие ловкие ребята разыскали в одной из типографий
Дюк стал потеть с удвоенной энергией. Еще бы, это в меня снайпер по ошибке палил и промазал, а действия хозяина “Эротических сонетов”, с точки зрения доктора наук, могут быть более прицельными по отношению к выдающемуся искусствоведу.
– Значит так, Дюк. Дуй к Студенту, и, если Эфрос шит далеко не белыми нитками, неустойку заплатим без второго слова.
– Зачем, что, ты этого бедуина отогнать не можешь?
– Могу. Но вдруг он решит отомстить? Смотри, Дюк, я за тебя переживаю. Выползешь на улицу, а лох тебя кирпичом между ушей шандарахнет. Не спорю, может, благодаря этому поумнеешь, однако существует вероятность и другого исхода. В общем, к чему мне вероятные громадные расходы фирмы?
– Какие?
– Гробокопатели сейчас за яму берут двести баксов… Шутки в сторону. К эксперту пойдешь для очистки совести, если мое предположение подтвердится, неустойка будет выплачена. Причем, в том объеме, что требует клиент. И, чтобы тебе совсем радостно на душе стало, за твой счет. Попробуй возразить.
Как же, жди. Дюк прекрасно понимает: у меня, в отличие от современных бизнесменов, школа старой закалки, когда честное слово было надежнее любых подписей и печатей на договорах. А попробует все-таки что-то лепетать, так не только клиенту, но и мне заплатит, причем гораздо больше. Такими деньгами престиж фирмы оценю, Дюк на общественных началах год торговать будет.
После того, как доктор наук осчастливил меня своим отсутствием в кабинете, сюда степенно внес свою козлиную бородку главбух.
– У нас возрастают расходы, – поведал страж каждой копейки фирмы. – Причем совершенно ненужные, я не позволю, чтобы средства уходили в воздух.
– Опять кто-то по телефону рассказывает Америке, почем кило семейных трусов на рынке Южноморска?
– Слава тебе, Господи, с этим покончено. В начале месяца ввели новые налоги…
– Оплатим.
– Куда денешься, хотя деньги немалые. Нам увеличили плату за пользование водой и электроэнергией. Вместе с тем вода подается крайне нерегулярно, о свете говорить не приходится. Главный инженер настаивает на покупке второго генератора. Твое решение?
– Задача на пифагоровском уровне. Полторы штуки зелени – есть о чем говорить?
– Это твои деньги, и в мои функции входит уберегать фирму от ненужных растрат.
– Да, если бы не ты, бабок бы вылетало в пять раз больше, – признаю высокий класс работы главбуха, от которой вся фирма стонет. Еще бы, не так давно настучал на Марину: она, видите ли, слишком дорогое мыло для фирмы приобрела. Представляю, какой экономией он бы занялся на собственных похоронах, лежал бы в гробу и торговался с могильщиками. Еще один ходячий пример старой закалки в новых исторических условиях. Правильно, копейка доллар бережет.