Белый якорь
Шрифт:
А снизу несутся нестройные крики:
— Хип! Хип! Ура!
И тянутся руки с бокалами шампанского, расплескивая золотистую влагу.
Дрогнуло деревянное лицо командира. Неторопливо опускается он вниз по лесенкам к пирующей компании.
Его встречают овациями. Дамы бросают ему цветы. Несколько офицеров наперерыв кидаются к нему с бутылками шампанского.
А оркестр оголтелых румын с какой-то яростью уже играет ернический фокс-трот…
Завертелись пары на вычищенной палубе. Из дальнего угла донеслось разухабистое цыганское
Генерал Хвалынский с красным лицом, слегка пошатываясь, подошел к английскому командиру и чокается с ним. И пьет.
Опять крики «ура»… И опять требование гимна.
Окончательно обалделые румыны уже играют какую-то мешанину из гимнов — русского и английского. Их успели также напоить.
В стороне от этой веселящейся компании стоит низенький артиллерийский офицер и сердитый доктор.
Оба трезвые.
— Вот так мы и пропили все наше дело, — тихо говорит маленький артиллерист. — Чуть что — сейчас вдребезги все напьются…Скоты!
Доктор сердито засопел носом.
— Черт знает, что за безобразие… Ведь у меня внизу полтораста раненых… Половина перемрет, пока в Константинополь приедем.
Артиллерист холодно усмехнулся.
— Нашли о чем заботиться… Пушечное мясо!
И он презрительно повел своими близорукими глазами в сильных очках.
На горизонте вырисовываются неясные силуэты берега… Как из сизого тумана выползают тонкие иглы минаретов, ослепительно-белые на густо-голубом небе.
— Константинополь… — говорит артиллерист, глядевший вдаль в сильный морской бинокль.
На транспорте оглушительно заревела и залаяла морская сирена. И в этом звуке потонуло все…
Впереди показалось дозорное судно под английским флагом — миноносец шел на полном ходу, перерезая курс «Грозному» среди белой пены моря.
Запестрели сигналы на высоких мачтах.
Судно приближалось к рейду Золотого Рога.
VIII
Партия свиней выслана
Очень скоро после отхода «Грозного» из порта большой приморский город С. был уже занят войсками Красной армии.
И тут же быстро был установлен революционный порядок.
Закипела другая жизнь. Куда-то спрятался весь «буржуазный элемент». Улицы, доселе пустынные, ожили и запестрели тем народом, для которого приход красных был истинным праздником.
На всех уличных перекрестках показались типичные фигуры красноармейцев с винтовками — запыленных, усталых, но с радостными, оживленными лицами.
А около казарм, куда только что вошла и расположилась сильная красноармейская часть, уж звенела гармоника и звучала заливистая песня:
Пароходики бегут. Вода кольцами. Будем рыбку мы кормить Добровольцами!Итак, снаружи все было благополучно — как будто никогда в этом веселом портовом
Но контр-революция не дремала.
В задних помещениях фешенебельного особняка, заколоченного и как будто пустого с переднего фасада — шли поспешные приготовления.
Несколько лиц, которые еще недавно фланировали по городу в очень элегантных костюмах — теперь были неузнаваемы: в поддевках, рубашках, косоворотках, с грязными, небритыми щеками, они отлично загримировались «под пролетария».
И теперь в отдаленной беседке в глухом уголке обширного сада идет совещание контр-разведки ушедшей белой армии.
Идет доклад полушепотом, с оглядкой:
— Карасев поступил писарем в штаб Реввоенсовета.
— Семенчук принят сторожем в политпросвет.
Тут же составлен план действий. Даются самые точные инструкции.
Докладчик продолжает:
— Сегодня в Реввоенсовете шло обсуждение очень важных стратегических вопросов. Составлены планы обороны города на случай нападения. Все планы и документы хранятся в кабинете начальника.
— Сколько часовых?
— Трое внизу. Один наверху.
В ту же ночь двое служащих Реввоенсвета из подпольной организации белых спрятались в здании. Проникли в помещение начальника и выкрали все документы.
Наутро трое часовых найдены мертвыми, без всяких признаков насилия.
— Удушены каким-то газом… — говорят призванные врачи, — состав нам не известен.
А на заре таинственные убийцы уже пробрались из глухого места берега на шлюпке к иностранному пароходу.
И исчезли на борту этого парохода, бросив шлюпку на произвол моря. Через час снялся с якоря иностранный пароход под румынским флагом и исчез из вида раньше, чем полная заря занялась над городом С.
Через два часа после обнаружения пропажи документов удалось напасть на следы похитителей.
Одновременно исчезли и двое служащих Реввоенсовета. Самая тщательная слежка привела к таинственному комфортабельному особняку.
Но особняк оказался совершенно пустым, если не считать дряхлого старика, глухого и полуслепого, жившего в сторожке «за сторожа».
На все вопросы старик лишь шамкал:
— Не знаю, родимый… Кабыть никто и не жил. Господа давно уехали…
Долго бились с стариком. Хотели его взять, да пожалели: удушье такое хватило его, что чуть не помер.
Так и бросили.
Когда ушли, наконец, из сторожки все допрашивающие люди, дряхлый сторож выпрямил согнутую спину и облегченно вздохнул.
Кашель и удушье сразу прошли, и он не без удовольствия затянулся крепкой сигарой, тихонько посмеиваясь в свою клочковатую бороду.
Через полчаса после этого из той же сторожки вышел средних лет человек, гладко выбритый, в черной поддевке и черном картузе — с виду не то актер, не то комиссионер по закупке скота.
Это был знаменитый за рубежом шпион Клоссинский, которому поручена была организация разведки в оставленном городе С.