Бен-Гур

Уоллес Льюис

Если бы мне было повеление отправиться искать Его, я старательно обыскал бы все селения по восточным склонам гор Иудеи и Галилеи, опускающихся в долину Иордана. Может быть, и теперь, в этот самый вечер, Он, стоя у порога дома или на вершине горы, любуется закатом солнца, но с каждым днем приближается время, когда Он сам станет светом мира.

Валтасар окончил рассказ. Все слушатели, даже хмурые слуги, под впечатлением его страстной речи содрогались, как будто в палатке перед ними неожиданно появился величавый призрак. Волнение улеглось не сразу. Сидевшие за столом погрузились в раздумье. Бен-Гур первым нарушил молчание.

– Я вижу, добрый

Валтасар, – сказал он, – тебе все удивительно благоприятствовало. Я вижу, что ты, действительно, мудрый человек. Выше моих сил выразить тебе мою благодарность за твой рассказ. Я предчувствую наступление великих событий и заимствую у тебя долю твоей веры. Но прошу тебя, доверши свой рассказ: объясни нам, в чем будет состоять миссия Того, Кого ты ожидаешь, Кого с этой ночи буду ждать и я, как подобает верующему сыну Иудеи. Он должен быть Спасителем, говоришь ты, но разве вместе с тем Он не должен быть и Царем Иудейским?

– Сын мой, – со свойственной ему кротостью сказал Валтасар, – миссия Его есть божественная тайна. Причина же, побудившая меня проповедовать в Александрии и в деревнях по берегам Нила, направившая меня, наконец, в пустыню, где Дух Святой осенил меня, заключалась в нравственном падении человечества, которое, по моему мнению, произошло от того, что люди забыли Бога. Я скорбел о несчастиях людей, скорбел обо всех без исключения. Они пали так низко, что, мне казалось, один только Бог мог бы их спасти, если бы Ему угодно было взять на себя это дело. Я молился о том, чтобы Он явился, чтобы я удостоился узреть Его. "Твои добрые дела победили. Искупление наступает: ты узришь Спасителя" – так говорил мне голос. И с этим ответом я радостно направился в Иерусалим. Кто же может рассчитывать на искупление? Все без исключения. Но каким путем? Укрепляйся в вере, сын мой. Говорят, что счастья не будет до тех пор, пока не будет свергнут Рим с его холмов, то есть что современные бедствия происходят не от того, что люди забыли Бога, как об этом думаю я, но от дурных правителей. Нужно ли говорить, что правители никогда не отстаивали интересы религии? Сколько царей, о которых ты слышал, были лучше своих подданных? О нет, нет! Искупление не может иметь политических целей – низвергнуть правителей и государей, освободить их места, чтобы другие заняли их и пользовались ими. Предполагать, что такова Его миссия, значит сомневаться в премудрости Божьей. Я говорю тебе словами одного слепца, обращенными к другому: "Тот, Кто придет, будет Спасителем душ, и искупление предполагает Бога, сходящего на землю, и справедливость как необходимое условие пребывания Его на ней".

На лице Бен-Гура ясно выразилось разочарование. Голова его опустилась, и хотя он не был согласен с Валтасаром, но все-таки не чувствовал себя способным в эту минуту оспаривать мнение египтянина. Не то было с Ильдеримом.

– Клянусь величием Бога! – воскликнул он горячо. – Такое решение противно обыкновенному порядку вещей. Раз установившиеся привычки людей не могут быть изменяемы, нужно, чтобы во главе каждого общества стоял вождь, облеченный властью, иначе преобразования невозможны.

Валтасар спокойно встретил эту вспышку.

– Ты судишь, добрый шейх, на основании человеческого разума, но забываешь, что искупление освободит нас именно от наших человеческих заблуждений. Человек в качестве подданного служит честолюбию царя, Бог же печется о спасении души человека.

Ильдерим хотя молчал, но качал головой, не желая соглашаться с ним. Что касается Бен-Гура, то он обдумывал приведенные

Валтасаром доводы.

– Отец, – позволь мне так называть тебя, – сказал он, – о ком тебе следовало спросить в воротах Иерусалима?

Шейх одобрительно взглянул на Бен-Гура.

– Мне нужно было спросить у народа, – спокойно сказал Валтасар, – где родившийся Царь Иудейский.

– И ты видел Его в Вифлеемской пещере?

– Мы видели Его и поклонились Ему, поднеся наши дары: Мельхиор – золото, Гаспар – ладан, а я – смирну.

– Когда ты говоришь об этом событии, отец, то, слушая тебя, нельзя не соглашаться с тобой, но я не могу понять, каким царем должен стать младенец, – я не могу отделить царя от его власти и обязанностей.

– Сын мой, – сказал Валтасар, – мы обыкновенно рассматриваем то, что нам попадается под ноги, не замечая более важного, если оно удалено от нас. Ты видишь только титул "Царь Иудейский", но если ты попытаешься проникнуть в тайну, скрытую за ним, камень преткновения исчезнет сам собой. Титул – звук пустой. Твой Израиль видел лучшие дни – дни, когда Бог любяще называл твоих соотечественников Своим народом и обращался к нему через пророков. Тогда же Он обещал ему Спасителя, которого я видел, – обещал как Царя Иудейского. Естественно, что появление Его должно согласоваться с обещанием. Теперь понятно тебе, почему я так вопрошал о Нем у ворот Иерусалима? Подумай, что значит даже с мирской точки зрения унаследовать достоинство Ирода? Разве Бог не мог дать Своему избраннику большего? Если ты думаешь, что всемогущий Отец, нуждаясь в титулах, прибегает к заимствованиям у людей, то почему же мне не было приказано свыше спросить, например, хотя бы о кесаре? Прошу тебя, вдумайся глубже в предмет нашего разговора. Спроси лучше, царем чего будет Тот, Которого мы ожидаем. В этом, сын мой, заключается ключ к тайне, без которого ни один человек не поймет ее.

Валтасар набожно поднял глаза.

– В мире есть царство не от мира сего, хотя оба они нераздельны и немыслимы одно без другого, – царство, обширностью своей превосходящее все моря и земли и безграничное, как вечность. Существование его так же несомненно, как и то, что в груди каждого из нас бьется сердце, и мы, не замечая того, живем с ним со дня нашего рождения до самой смерти. Для человека оно недоступно, пока он не познает своей души, ибо царство это не есть царство плоти, но духа, и господство его полно великой, несравненной, беспредельной славы.

– Ты говоришь загадками, – сказал Бен-Гур, – я не слышал о таком царстве.

– Я тоже не слышал, – сказал Ильдерим.

– А я больше ничего не могу сказать, – прибавил Валтасар, опуская глаза. – Что это за царство, для чего оно и как его достичь – никто не может познать этого, пока не придет младенец и не воцарится в нем. Он несет с собой ключи от невидимых врат, которые Он раскроет для Своих избранных, и в их числе будут все возлюбившие Его, ибо только для них настанет искупление.

Наступило долгое молчание, которое Валтасар принял за окончание разговора.

– Добрый шейх, – сказал он мягко, – завтра или через день я отправлюсь в город. Моей дочери хочется взглянуть на приготовления к ристалищу. Я скажу тебе потом о дне нашего отъезда, а с тобой, сын мой, мы еще увидимся. Мир вам обоим, спокойной ночи!

 Все встали из-за стола. Шейх и Бен-Гур провожали глазами египтянина, пока его выводили из палатки.

– Шейх Ильдерим, – сказал Бен-Гур, – сегодня ночью я услышал много странного – все это надо обдумать.