Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры
Шрифт:
Когда читаешь в «Вивиане Грее», что главный герой с коварным умыслом расхваливает пуделя маркизы, на ум приходит известное сочинение А. С. Грибоедова. Молчалин и Грей действуют в одно время — и пьеса и роман написаны в начале XIX в., причем один автор не знал о произведении другого. И тем не менее у Грибоедова Молчалин говорит влиятельной старухе:
Ваш шпиц — прелестный шпиц, не более наперстка, Я гладил все его: как шелковая, шерстка.А Чацкий комментирует:
Молчалин! — Кто другой так мирно все уладит! Там моську вовремя погладит, То впору карточку вотрет!Оба автора, не зная
Когда Вивиан решил, что маркиз и его окружение созрели для решительных действий, он выступил с грандиозным планом. Вивиан обещал им высокие посты, власть, возможность назначать на большие должности угодных им людей. Для этого необходимо создать свою партию и действовать в соответствии с принципами, которые он, Грей, выдвигает. Маркиз, торжествуя, заявлял: «Разве я вам не говорил, что Грей необыкновенно умный парень?» Собеседники Вивиана прочили «необыкновенно умного парня» в лидеры палаты общин, после того как планируемая партия добьется победы на парламентских выборах. У Вивиана хватило здравого смысла предложить на этот важный пост вместо себя некоего Кливленда, человека более зрелого и опытного в политике. Интересна беседа Грея с Кливлендом. Выслушав идеалистические соображения молодого человека, Кливленд заметил: «Нет, Грей. Заставь их бояться тебя, и они будут целовать тебе ноги. Нет такого предательства и низости, на которые не была бы способна политическая партия, ибо в политике нет честности».
В конце концов замысел Грея терпит крах. Его предает женщина, про которую он думал, что использует ее в своих целях. Маркиз Карабас порывает с ним и отказывает от дома; ссора с Кливлендом дополняет картину полного краха. Автор весьма невысокого мнения о том времени в жизни английского общества, когда писался роман. Не случайно Вивиан Грей, пытаясь осмыслить свое поведение, замечает, что ему пришлось действовать в «этот виновный век».
Для Дизраэли этот век далеко не безликий. Читая роман, нельзя не заметить, что у автора неидентичное отношение к различным слоям английского общества. Он критически относится к аристократии крови и денег, иронизирует и высмеивает ее. По молодости, в состоянии аффекта он допускает перехлест в критике высших слоев, и это ему впоследствии никогда не забыли и не простили. Но он не идет на полный разрыв с этими слоями, ибо его мечтой остается желание прорваться в высший свет, слиться с ним, так как иного пути к власти не существует. Отсюда и развиваемый Вивианом план создания именно этими кругами новой политической партии, которая, следуя предначертаниям Грея, изменит положение в стране в лучшую сторону. Жажда власти для Грея — самое главное. Все остальное — второстепенное. Объясняя, почему он добивался сотрудничества с маркизом Карабасом и его покровительства, Грей замечает: «Конечно, я руководствовался при этом собственными интересами».
Совершенно иное отношение у автора к низам общества — рабочим, фермерам, к обездоленным людям. Он их глубоко презирает, оскорбительно именует «стадом», которым призваны управлять люди из высших классов, и прежде всего он, Дизраэли. Разумеется, к «стаду» он принадлежать не хочет. Это совершенно четкая концепция «стада» — толпы — и вождя. Дизраэли будет придерживаться ее всю жизнь. Однако, когда он займется практически политикой, он лучше поймет значение и роль низов и в своих политических романах будет осторожнее в выражениях по их адресу. Он даже начнет заигрывать с ними. Но до этого времени пройдет пара десятилетий.
Человеческая натура сложна, и ее определенные черты могут одинаково проявляться у различных народов, ведь читаем же мы во второй главе «Евгения Онегина» (роман в стихах А. С. Пушкина вышел в том же, 1826 г.)
Дизраэли в «Вивиане Грее» не всегда последователен и в какой-то мере противоречив. Придерживаясь концепции вождя и толпы, он тем не менее приводит своего героя к полному краху. Правда, крах вызван не напором снизу, а неразумными действиями людей из высших слоев общества. Автор заставляет Вивиана обнажить перед читателем свою душу. Грей говорит, подводя итог своей деятельности: «Не являюсь ли я, таким образом, интеллектуальным донжуаном, обращающимся с душами людей так, как он обращался с их телами? Не являюсь ли я духовным распутником?»
Биограф Дизраэли О’Коннор, заключая анализ романа, писал: «Таков, значит, Вивиан Грей… Мое мнение о характере лорда Биконсфилда [2] состоит в том, что это по существу двойник характера Вивиана Грея. И мое видение политической карьеры лорда Биконсфилда говорит, что он делал ее теми же методами, какие практиковал герой его самого раннего романа». Нет оснований для неприятия этой оценки.
Напряжение, потребовавшееся для быстрого написания романа, а также воздействие злобной критики вызвали у Дизраэли нервный срыв. Он заболел летом 1826 г. Утверждали, что это заболевание вызвано «перенапряжением мозга» при создании романа. Больному было предписано постоянное пребывание в темной комнате; врачи настаивали на полном отдыхе и перемене обстановки.
2
Титул графа был дарован Дизраэли в 1876 г.
Сара Остин убедила мужа провести отпуск летом 1826 г. на континенте и взять с собой Дизраэли. Выехали в начале августа во Францию, затем через Швейцарию в Италию. Это традиционный маршрут для состоятельных английских путешественников. Сара Остин часто писала в дороге сестре Бенджамина — Саре. Интересно ее письмо, свидетельствующее о спесивости и высокомерии богатых англичан по отношению к нравам и обычаям тех стран, где они отдыхали и путешествовали. «Я боюсь, — писала Остин, — что привезу домой ужасные привычки, которые обычаи этих странных государств превращают во вторую натуру».
Сам Бенджамин с гордостью писал отцу, что в Швейцарии — это было на Женевском озере — он совершил «величественную» прогулку в лодке, которой управлял «лодочник Байрона». Образ Байрона гипнотизировал Дизраэли. Он был недоволен, что был в лодке не один, а с Остином. Он хотел от него избавиться, но не мог, ибо они перед поездкой «выпили изрядное количество бургундского».
В путешествии Бенджамин был как бы гостем Остинов, они за все платили. Но в конце октября (путешествие, таким образом, было не столь уж продолжительным), по возвращении в Лондон, Остин вручил Бенджамину подробнейший реестр всех произведенных расходов, включая самые мелкие, до одного пенса. Предлагалось разделить расходы на три равные части, и на долю Дизраэли пришелся 151 фунт стерлингов. Кажется, для Бенджамина такой педантизм юриста-бизнесмена был несколько неожиданным и не совсем приятным. Но что поделаешь? В богатой Англии умеют считать деньги, и это совсем неплохая черта английского характера.
Скандал вокруг первых двух томов «Вивиана Грея» стимулировал спрос на это произведение. Часто бывает так, что отрицательная рецензия резко повышает интерес читателя к книге, т. е. имеет результат, обратный тому, который преследовали рецензент или те, кто за ним стоял. Издатель настойчиво просил Дизраэли написать продолжение романа. Бенджамин написал три завершающих тома, известные под общим названием «Возвращение Вивиана Грея». Критики и биографы сходятся в том, что эта часть романа «поразительно скучна». На этот раз романист пытался оправдать своего героя и снять с него все пороки, с которыми он предстал перед читателем в первых двух томах. Это было самооправдание, ибо критика и читатели прониклись твердым убеждением, что Вивиан — это сам Дизраэли. Потуги самооправдания результатов не дали. Все продолжали считать, что агрессивный, циничный Вивиан — это портрет самого автора. Часто так бывает, что однажды установившееся мнение о человеке остается при нем на всю жизнь. Так было и в данном случае.