Бенвенуто
Шрифт:
Ирина живет во Флоренции и часто бывает в Москве. По происхождению она русская, но замужем за представителем старинного и влиятельного флорентийского рода Строцци.
Ирина, видимо, передала полученную от Павла Ипатьева информацию тому человеку в Италии, который умеет не просто слушать, но и слышать.
И хотя у госпожи Строцци не было даже фотографии портрета, ее рассказ вызвал самый живой интерес: неожиданно в Москву к Павлу Ипатьеву, не дожидаясь особого приглашения, прилетел весьма почтенный сеньор Джироламо Строцци.
Надо сказать, что сеньор Джироламо
Джироламо Строцци — ученый, профессор. Ему на тот момент было уже за 80. К сожалению, я никогда не встречал сеньора Строцци и знаком с ним исключительно со слов моего адвоката.
Следует еще отметить, что сеньора директриса музея Барджелло (Museo Nazionale del Bargello) во Флоренции, то есть того самого музея, который специализируется на скульптуре и хранит несколько произведений Бенвенуто Челлини, тоже носит имя Строцци.
Если сопоставить и проанализировать все факты, это выглядит таким образом, будто мощный и древний клан Строцци выслал в Москву на разведку своего представителя. По крайней мере только подобной логикой я могу объяснить не только произошедшие до этого, но и случившиеся вскоре события.
Очевидно, что Джироламо прилетел в Москву исключительно с одной целью: увидеть фотографию картины и убедиться, что история с ее находкой и адвокатом — правда.
Согласитесь, что перелет в Москву ради слухов о некой картине, даже фото которой никто из компетентных людей еще не видел, — не совсем обычное дело. Следовательно, итальянцы уже тогда знали, что именно этот, похожий на наш по описаниям, портрет Челлини когда-то существовал в природе, но потом загадочно исчез.
В Италии вообще, и во Флоренции особенно, имеются потрясающие архивы. Во-первых, многие из них сохранились в целости и сохранности с незапамятных времен. Во-вторых, в этой стране скрупулезно записывалось, описывалось и регистрировалось все имущество и каждое, даже незначительное общественное или культурное событие.
Мне кажется, там даже архивы налоговой службы уходят корнями аж в античные времена. Поэтому, я полагаю, итальянские ученые нашли следы нашего портрета.
Павел Алексеевич позвонил мне сразу после визита сеньора Строцци и рассказал примерно следующее.
Джироламо приехал к адвокату домой, но не изволил остаться даже на ужин. Пожилой итальянец не пожелал также вести никаких светских бесед, очевидно считая этот ритуал потерей времени.
Напротив, гость попросил хозяина дома показать ему фотографию. Павел Алексеевич в соответствии с нашим уговором и с моего согласия удовлетворил эту просьбу.
Джироламо взял любительский снимок форматом десять на пятнадцать сантиметров в руки и пристально осмотрел. Потом положил на стол и произнес в смятении, но уверенно: «Да, это он». После чего встал и тут же откланялся. Очевидно, находясь в возбуждении, он даже не просил отдать ему фото.
Адвокат, рассказывая мне о визите, рассматривал произошедшее событие в целом
Через некоторое время — по-моему, недели через две — Павла Алексеевича официально пригласили в итальянское посольство для беседы с господином послом. Полномочный представитель Итальянской Республики на встрече в своем особняке осведомился у Ипатьева, правдивы ли слухи?
«Говорят, что Павел Алексеевич представляет интересы коллекционера, у которого в руках находится картина, предположительно портрет Бенвенуто Челлини, способная заинтересовать итальянское правительство».
Адвокат подтвердил, что да, так оно и есть. Слухи правдивы. Тогда посол осторожно спросил о фотографиях, и Павел Ипатьев передал итальянцам снимок портрета.
На этом господин посол тепло попрощался с адвокатом, предупредив, что, вероятно, эта встреча не последняя и что о следующей встрече стороны договорятся позднее.
Тем временем во Франции, у себя дома, я продолжал читать автобиографию Бенвенуто, смакуя каждую страницу. Читал я медленно, внимательно просматривая все комментарии и от комментариев усердно переходя к другим историческим источникам.
Постепенно Ренессанс и люди этой эпохи стали вырисовываться для меня реально и зримо, совсем как живые, хотя и со своими, как говорится, тараканами в голове. Их страсти, заботы, сомнения, слабости и величие становились понятными и близкими. Словом, я органично вживался в эпоху и даже «завязал там кое-какие дружеские связи».
То есть, хочу сказать, что некоторые исторические персонажи казались мне чрезвычайно симпатичными, а кое-кого я на дух не переносил.
При этом ни те ни другие, разумеется, не были ни ангелами, ни демонами во плоти — скорее нечто среднее. Поэтому возникающие симпатии я и называю «дружбой».
По крайней мере имена, даты, кланы, распри, события и их причины выстраивались в моей голове в четкую картину: я уже мог ориентироваться в придворных тонкостях, а процесс изучения истории для меня и вовсе превратился в увлекательную забаву и не требовал более никаких усилий. Я с удовольствием читал учебники и искусствоведческие книги.
И вот однажды мне опять позвонил Павел Ипатьев и сказал, что итальянцы снова приглашают его в посольство, в этот раз для предметных переговоров. Эта новость, безусловно, была радостной. Итальянцы получили в свое распоряжение фотографию и примерно три недели изучали ее.
Прикинем, что неделя ушла у них на административную волокиту и пересылку фото дипломатической почтой. Еще неделя ушла на сбор сил во Флоренции, и вот наконец они сверили изображение с историческими, архивными записями о портрете Бенвенуто и пришли к выводу: да, это изображение Челлини, и переговоры необходимо начинать.
Вообще-то обсуждение картины на таком высоком, можно сказать, высшем уровне никогда не происходит, если полотно не видели лучшие эксперты Италии и не пришли к однозначному выводу касательно ее ценности. Как выглядел бы посол, если б стал договариваться о том, что Италии не нужно?