Берег бесконечности

Макдевит Джек

— Все неправда, — сказала она вслух.

— Если поймешь, в чем дело, — сказал Солли, потягиваясь и вставая с дивана, — дай мне знать. Утром увидимся.

Ким снова вывела разделенный экран — Кейн и Эмили в начале экспедиции, Кейн и Эмили прощаются. Она прогнала обе записи на нормальной скорости, вернулась назад и прогнала их вчетверо медленнее. И тут она это увидела.

О Господи!

Перемотала назад и посмотрела снова. Сомнений не осталось.

Она постучала в дверь:

— Солли!

Он вышел, зевая

и застегивая халат, с выражением бесконечного терпения на лице.

— Да, Ким? — сказал он, выражая преувеличенную готовность слушать.

Она отрубила звук и прокрутила ему записи.

— Смотри на кресла.

Он опустился на диван. Рядом с ним горела настольная лампа.

— А что я должен увидеть?

Слева, где крутился ранний разговор, запись подошла к концу, Эмили наклонилась и начала вставать. Ким остановила запись.

Справа все еще шел разговор. Эмили снова наклонилась и потянулась вверх. Ким запустила оба изображения синхронно, замедленно. На каждом Эмили сбрасывала ремень грациозным движением левой руки, а другой отталкивалась от подлокотника.

Ким нажала паузу.

— Видишь?

— Сдаюсь, — ответил Солли.

— Смотри на сиденья.

На левом экране пластик сиденья сохранял характерные очертания человеческого зада. На правом он был безупречно гладким.

— Странно, — сказал Солли.

Они прокрутили другие фрагменты. Когда человек сидел в правом кресле и вставал, сиденье сохраняло отпечаток, медленно возвращаясь к обычной форме.

Для всех, кроме Эмили. Эмили в обратном полете.

Но в полете туда она тоже оставляла отпечаток. Ким прокрутила первый разговор из полета назад.

«Нельзя было ожидать этого прямо сейчас, — сказал Маркис. — Надо быть терпеливыми».

«Мы и были терпеливыми».

«Я знаю».

Эмили несколько минут посидела молча. Потом отстегнулась.

«Мне пора».

Кейн кивнул, и она встала.

Ким остановила картинку.

Отпечатка не было.

— Солли, скажи мне, что я думаю. Ты это всегда хорошо угадываешь.

Он почесал затылок:

— Я бы сказал, что в обратном полете нам показывают виртуальную Эмили.

— То есть журналы подделаны.

Солли перевел дыхание:

— Да, я бы так сказал. Но отсутствие складок на сиденье еще не обязывает к такому выводу. Может быть, свет плохо падал.

— Насколько трудно это сделать? Подделать бортовые журналы?

— Нелегко. Надо точно сделать все визуальные изображения. Проверить соответствие подделки и потоков данных. Когда «Охотник» делает прыжок, приборы должны это показать.

— А ты бы мог это сделать?

— Сфабриковать журнал? — Он сверкнул зубами под лампой. — Да. Думаю, мог бы. При наличии времени и помощи со стороны коллег.

— Так зачем нужна виртуальная Эмили?

— Потому что настоящая не хотела сотрудничать…

— …Или не функционировала. — Они уставились друг на друга.

— Может быть, — сказал Солли. — Вот что: никакой подделанный журнал не выдержит серьезной

проверки. Значит, если ты права, мы можем показать это убедительно. Все, что есть на визуальных записях, должно быть согласовано. Освещение всегда примерно одинаково, но оно меняется, когда люди двигаются. Полностью подделать его невозможно. Слишком много деталей, и их никак нельзя сделать абсолютно верными.

Ким отвернулась от экрана к окну и стала глядеть на город.

— Кейн?

— Да, конечно. Это должен был быть Кейн. Кто-то, знающий корабль до винтиков.

— И это дает нам итоговый вопрос: что сталось с Эмили?

— Давай не будем перескакивать, Ким. Пусть сначала посмотрят в лаборатории и подтвердят, что ты права.

Она кивнула, села у телефона и вызвала справочник. Ей нужна была таможенная служба Небесной Гавани. Найдя номер, она позвонила.

На экране появился таможенник в форме:

— Таможня Гринуэя.

— Здравствуйте, — сказала Ким. — Моя фамилия Брэндивайн. Я могла бы задать вам гипотетический вопрос?

— Разумеется, мэм.

— Он касается прибывающих пассажиров. Если кто-то должен быть на корабле, а его там нет, вы об этом будете знать?

— Да, мэм. Пассажиры должны физически пройти через таможню.

— А члены экипажа?

— Они тоже, мэм.

— То есть у вас есть список, и вы всех сверяете с ним. И если кто-то не выходит из корабля…

— А, извините, я вас не понял. Если человек не выходит из корабля, это нас не касается. Нас интересуют только люди, желающие попасть на Гринуэй.

Ким зашла с другой стороны.

— Скажите, таможня ведет списки пассажиров, сходящих с прибывающих кораблей?

— Да, — ответил таможенник.

— Вы беседуете с каждым?

— Не лично. Таможенные декларации обрабатываются электроникой.

— Если, например, я значусь в списке, представила декларацию, но не вышла, вы будете об этом знать?

— Нет, мэм. Нам это не будет известно.

Ким поблагодарила и отключилась.

— Начинаю понимать, почему Эмили не попала в отель. — Она налила себе выпить, но только смотрела на бокал. — Она просто не сошла с «Охотника».

— Этого мы не знаем.

— Солли, какое наказание полагается за подделку бортового журнала?

— Зависит от обстоятельств. Может быть, даже уголовное. Самое меньшее — это полная дисквалификация. Бортжурнал — дело святое.

— Значит, такие вещи без серьезной причины не делаются.

— Правильно понимаешь.

— Ладно, давай я спрошу еще одну вещь. Если бы ты создал липовый набор журналов, куда бы ты девал настоящие?

Солли наморщил лоб, обдумывая.

— Зависит от обстоятельств. Если бы я убил человека и выбросил в люк, я бы оригиналы просто уничтожил. Но если бы такую вещь сделал кто-то другой, а мое участие состояло бы в том, что я помогаю это скрыть, я бы их сохранил — на случай, если придется доказывать, что убийца не я.