«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы
Шрифт:
Эту же мысль Пушкин повторил и в 1836 году в «Письме к издателю»: «Поэзия не всегда ли есть наслаждение малого числа избранных, между тем как повести и романы читаются всеми и везде» (XII, 98).
«Роман преимущественно перед другими родами сочинений, – утверждал еще в 1828 году «Московский вестник», – пользуется всеобщей любовью и потому действует сильнее на народные нравы» 156 . При этом «Вестник» видит особенность романа в «описании частной, семейственной жизни».
156
Московский вестник. 1828. Ч. 7. С. 169–170,171.
Пушкин прекрасно чувствовал потребность в историзме художественной прозы. «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании, – писал он в 1830 году. – Валтер Скотт увлек за собою целую толпу подражателей. Но как они все далеки от шотландского чародея!» (XI, 92).
Известно, что Пушкин и литераторы его круга придавали вопросам становления русской прозы большое значение. А.А.Бестужев-Марлинский в статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» констатировал «безлюдье в степи русской прозы»: «У нас такое множество стихотворцев (не говорю поэтов) и почти вовсе
157
Марлинский А. Полн. собр. соч. СПб., 1838, ч. XI. С. 217.
158
«Северные цветы» за 1828 год. С. 78–79. Составитель сборника «Проза русских поэтов» (М., 1982) А.Л.Осповат справедливо отмечает: «Чистый стихотворец, поэт и только поэт – фигура довольно редкая в русской литературной действительности прошлого века, которая создала устойчивый писательский тип; это – профессионал, работающий в разных жанрах». Достоевский, сопоставляя русских романистов с западноевропейскими, утверждал, что русские романисты, прежде всего, предстают в качестве поэтов, а потом уже романистов.
«Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат…» – эта пушкинская формулировка стала классической 159 .
Вынашивая замысел романа о царском арапе, Пушкин видел перед собой блестящий образец для подражания – историческую прозу Вальтера Скотта. Популярность «шотландского чародея» была поистине всемирной. «Вальтер Скотт решил наклонность века к историческим подробностям, создал исторический роман, который стал теперь потребностью всего читающего мира, от стен Москвы до Вашингтона, от кабинета вельможи до прилавка мелочного торгаша», – писал А.А. Бестужев-Марлинский 160 .
159
А.З.Лежнев хронологически «выстроил» высокое здание пушкинской прозы: «Любопытна последовательность появления отдельных видов прозы у Пушкина, так сказать, филогения его эволюции: сначала дневники, критические заметки, анекдоты, то есть форма коротких записей, афоризмы, наброски мыслей и наблюдений, письма, трактованные как литературная данность (а такой характер они принимают у Пушкина очень рано); только потом повествовательная проза, причем он начинает ей уделять серьезное внимание лишь с конца двадцатых годов, наконец – публицистика и работы по истории» (Лежнев А.З. Проза Пушкина. Опыт стилевого исследования. М., 1937. С. 21). См. также: Гей Н.К. Проза Пушкина. Поэтика повествования. М., 1989. С. 5–6.
160
Марлинский А. Полн. собр. соч. СПб., 1838. Ч. XI. С. 315.
Причины этой популярности замечательно объяснил Пушкин, одновременно поставив английского романиста рядом с гигантами мировой литературы: «Что нас очаровывает в историческом романе – это то, что историческое в нем есть совершенно то, что мы видим. Шекспир, Гете, Валтер Скотт не имеют холопского пристрастия к королям и героям» 161 (XII, 195). Итак, главное – в демократизме изображения!
Приведем еще несколько красноречивых высказываний из русской литературной критики того времени.
161
Эту же черту отметил и В.Г.Белинский: «Когда мы читаем исторический роман Вальтера Скотта, то как бы делаемся сами современниками эпохи, гражданами стран, в которых совершается событие романа, и получаем о них, в форме живого созерцания, более верное понятие, нежели какое могла бы нам дать о них какая угодно история» (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. V. С. 41–42).
«Историк учится писать у В.Скотта, философ удивляется, как умел он разгадать такие тайны сердца человеческого, которые понятны ему только через отвлеченные утомительные исследования», – пишет «Московский телеграф». И далее журнал отмечает непостижимую способность В.Скотта «изумлять, очаровывать, переносить читателя с каждым новым произведением в новый мир страстей, чувств, мыслей, окружать его каждый раз совершенно новыми предметами» 162 .
«Его романы, – подчеркивает Степан Шевырев, – могут заменить лета опыта, ибо они суть живое изображение мира действительного» 163 . Эти слова перекликаются с тезисом Ивана Киреевского об «уважении к действительности», который связывал формулу «поэт действительности» с творчеством Пушкина, и сам поэт принял эту формулу. Имена Пушкина и В. Скотта поставил рядом П. Вяземский, заметивший, что Пушкин «подобно В.Скотту есть преимущественно практический поэт» 164 .
162
Московский телеграф. 1826. Ч. 11. С. 186, 199–200.
163
Московский вестник. 1827. Ч. V. № XX. С. 413.
164
Московский телеграф. 1828. Ч. 22. С. 137.
В русле пушкинских суждений о В.Скотте находятся оценки Дельвига, который откликнулся на выход перевода романа «Анна Гейерштейн»: «В пяти томах нами объявляемого романа мы узнаем домашним образом Карла Смелого, Маргариту Анжуйскую и вдоволь наслаждаемся милым, беспечным нравом доброго короля Рене…» 165 .
От
165
Литературная газета. 1830. № 42, 25 июля.
166
Московский телеграф. 1829. Ч. 30. № 24. С. 463.
Эпоха Петра рассматривалась русской журнальной критикой в качестве одного из наиболее благодатных объектов исторического изображения: «Едва ли какая-либо история сравнится с одним временем Петра, где множество необыкновенных лиц и событий, борьба азиатских нравов с европейскими, появление женщин в обществах, толпа приезжающих иностранцев и проч., кажется, ждут творца-романиста» 167 .
П.И. Бартенев записал со слов пушкинского друга П.В. Нащокина: «Пушкину все хотелось написать большой роман. Раз он откровенно сказал Нащокину: «Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Валтера Скотта!» 168 . (Интерес Пушкина к В. Скотту подтверждается и другими мемуарными свидетельствами, например, записью в дневнике М.П. Погодина 1 мая 1827 г.: «говорили о Скотте» 169 .)
167
Московский телеграф. 1829. Ч. 28. № 15. С. 324.
168
Бартенев П.И. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей в 1851–1860 годах. М., 1925. С. 35.
169
А.С. Пушкин в воспоминаниях… Т. II. С. 16.
Впоследствии, рассуждая о достоинствах первого пушкинского исторического романа, В.Г.Белинский так объяснил этот интерес: «…Пресытившись стихами, мы захотели прозы, а пример Вальтера Скотта был очень соблазнителен» 170 .
Пушкин чувствовал в Вальтере Скотте «родственную душу». Автобиографические признания шотландского романиста удивительным образом это «родство» подтверждают: «У каждого шотландца имеется родословная, – писал В. Скотт в 1831 году, – это его национальная привилегия, столь же неотъемлемая, как его гордость и его бедность. Мой род не был ни выдающимся, ни захудалым. В нашей стране он считался знатным, ибо как по отцовской, так и по материнской линии я был связан, пускай отдаленно, с древнейшими фамилиями» 171 . Вполне по-пушкински! В «Опровержениях на критики» Пушкин, словно говоря о В. Скотте, заметил: «…Англичанин дорожит строкою старого летописца, в которой упомянуто имя его предка…» (XI, 162). Совсем неслучайно рядом с черновиками романа о царском арапе, в той же рабочей тетради, Пушкин сделал известную запись, под которой вполне мог бы подписаться и Вальтер Скотт: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие» (XI, 55).
170
Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. V. С. 564.
171
Цит. по: Краткая летопись жизни и творчества Вальтера Скотта. Сост. А.Г. Левинтон. В кн.: Скотт В. Собр. соч., М., 1965. Т. XX. С. 786.
Было и еще одно обстоятельство, довольно деликатного свойства. Дело в том, что первое пушкинское обращение к исторической теме – трагедия «Борис Годунов» – было весьма прохладно встречено новым правительством. 14 декабря 1826 года Бенкендорф сообщил автору издевательскую резолюцию Николая I: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если бы с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман, наподобие Валтера Скотта». Ни о какой переделке, конечно, не могло быть и речи 172 . Но «ссориться с царями» Пушкин из-за этого был не намерен. Вы желаете роман «наподобие» Вальтера Скотта? Пожалуйста: «Мы напишем исторический роман из русской жизни, на который и другие полюбуются» 173 . Это будет роман вполне «наподобие» Вальтера Скотта. Роман о царском арапе.
172
«Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное», – отвечал Пушкин 3 января 1827 года (XIII, 317).
173
Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии, оценки произведений. СПб., 1873. С. 191. Впрочем, в самом факте написать «пиесу» по рекомендации царя большого греха еще не было: «Шекспир лучшие свои комедии написал по заказу Елисаветы», – отмечает Пушкин в письме к А.А. Бестужеву из Михайловского в 1825 году (XIII, 179).
«История народа принадлежит поэту», «Истина сильнее царя». Две эти пушкинские формулы, вместе взятые, предельно точно определяют идейную позицию автора романа о царском арапе. Пером исторического романиста водит современная ему жизнь. И вот на поля первой страницы вальтер-скоттовского «Ивангое» (старое написание. – А.Б.) лег рисунок виселицы с пятью повешенными декабристами 174 …
30 ноября 1825 года ссыльный Пушкин в письме из Михайловского советовал А.А.Бестужеву: «…Возьмись-ка за целый роман – и пиши его со всею свободою разговора или письма…» (XIII, № 228).
174
Современный исследователь пишет о пушкинских планах в конце июля 1827 года: «В эти дни Пушкин начал работу над «Арапом Петра Великого», что также, разумеется, не было случайным: недавние трагические события требовали осмысления тех исторических закономерностей, которые привели Россию к декабрьской катастрофе…» (Иезуитова Р.В. К истории декабристских замыслов Пушкина 1826–1827 гг. В сб.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. XI, Л., 1983. С. 113.)