Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]
Шрифт:
С возросшей вычислительной мощью сдвоенного интеллекта карг мгновенно оценил ситуацию, увидел бесполезность своей миссии, почерпнул энергию из энтропической паутины и вновь сотворил нелепую случайность.
И был удовлетворен.
И еще раз. И еще. И еще.
На шестнадцатом сдвоении первоначальная организационная матрица робота не только достигла предела нагрузки, но и катастрофически превысила его.
Беспредельно могущественный мозг карга, хотя и деформированный невыносимым сжатием, но все еще представляющий собой компьютер невообразимой мощности, впал
Прошли годы. Первоначальный карг, ничего не помнящий о чрезвычайном происшествии, участником которого он оказался, благополучно завершил задание, вернулся на базу и был списан с прочими соплеменниками, канул в небытие провалившегося эксперимента. И всё это время деформированный мозг-гигант понемногу выздоравливал.
В один прекрасный день суперкарг проснулся.
Он тотчас же овладел подходящими средствами передвижения, внедрил себя в блоки мириадов давно умерших каргов. В какую-то долю микросекунды он оценил ситуацию, поставил задачи, вывел умозаключения и принялся претворять свои планы в жизнь. С одержимостью дезориентированного бульдозера, прокладывающего себе путь сквозь фарфоровую фабрику, деформированный суперкарг расчистил темпоральный сегмент, благоустроил часть пространства для жизни каргов и принялся оберегать и усовершенствовать устроенный таким образом искусственный темпоральный остров. Остров без жизни, без смысла.
И он основал Конечную Власть. Затем обнаружил способ извлечь пользу из людишек, которые все еще копошились около руин исконного временного ствола. Не бог весть какую пользу, и даже не слишком существенную для Великого Плана. Просто удобство, довесок в статистической эффективности.
И нас с Меллией отобрали для крошечной роли в судьбе, уготованной великой машиной для вселенной.
Мы были не единственной парой близких людей. Я простер чувствительность вдоль соединительных линий и ощутил тысячи других пленников, которые трудились над сортировкой линий энтропической ткани и сплетали шотландку пространства-времени.
Идея не была лишена откровенной простоты, хотя простота ее не спасала. Островок просуществовал бы какое-то время: миллион лет, десять миллионов, сто. Но в конце концов развитие зашло бы в тупик. Дамба рухнула бы под напором времени. И поток сорвавшегося времени слился бы с нереализованным будущим в катастрофе совершенно невообразимых размеров.
Во всяком случае мое воображение тут бессильно.
Но этого не случится, если продырявить дамбу раньше, чем будет достигнут сколько-нибудь высокий темпо-статический напор.
Я находился в идеальном для этого положении.
Но сначала было необходимо определить координаты гигантского темпорального двигателя, который снабжал энергией весь механизм.
Он умно спрятан. Я проследил срывающиеся тропки, тупики, затем вернулся и вновь прошел по пазам лабиринта, исключая ложные ходы и сужая поиск.
И я нашел его.
Я знал, что делать.
Затем сиял захват и время-пронизывающее поле швырнуло меня в преддверие ада.
XXXII
На меня обрушилась
Город источал зловоние. Он чадил. Воздух обдавал жаром. Порывистый ветер подметал неистовые улицы, гнал перед собой кучи мусора. Нахлынувшая толпа швырнула меня на женщину. Я подхватил ее, чтобы она на упала, но женщина завизжала и вырвалась из рук. Передо мной мелькнуло перекошенное под маской лицо.
Это была Меллия-Лайза.
Вселенная взорвалась, я снова сидел на стуле. Прошло меньше минуты. Карг пристально следил за приборами, Меллия напряженно застыла напротив.
И я знал первый параметр.
Мгновение спустя я вновь отбыл.
В лицо дул колючий ветер. Я стоял на высоком склоне покрытого снегом холма. Тут и там выступали потрескавшиеся гранитные глыбы, и защищенные скалами упорно цеплялись за жизнь чахлые сосенки. А под деревьями жались друг к другу завернутые в шкуры люди. Четко выделяясь на фоне мглистого неба и черных нависших туч, обрывистое ущелье перерезало зубчатую линию горизонта.
Мы пытались отыскать проход, но поиски слишком затянулись, уже давно начался сезон холодов. Теперь нас застала метель. Мы попали в ловушку. Нас ждала смерть.
Частью сознания я знал это, другой частью — наблюдал за происходящим как бы со стороны. Я подполз к ближайшей фигуре, закутанной в шкуры. Мальчик, не старше пятнадцати лет, белое как воск лицо. Льдинки на веках и ноздрях. Мертв, замерз. Я двинулся дальше. Старик, лед в бороде, на открытых глазах.
И Меллия… Еще дышит. Глаза открыты. Она увидела меня, попыталась улыбнуться…
Я вернулся в кабину темпорального скачка.
Два параметра.
Я вновь отбыл.
Мир сомкнулся до размеров игольного ушка и расширился вновь на проселочной дороге под пыльными деревьями. Палящая жара. Во рту сухо от жажды. От неимоверной усталости ломит все тело. Я огляделся. Она молча упала и осталась лежать ничком в пыли.
Усилием воли я заставил себя повернуться и проковылять дюжину шагов.
— Вставай, — сказал я. Слова прозвучали хриплым бормотанием. Я ткнул ее ногой. Она казалась разбитой игрушкой, поломанной куклой, которая никогда больше не откроет глаз и не заговорит.
Я присел рядом с ней. Она ничего не весила. Я приподнял ее и смахнул пыль с лица. С уголка рта струйкой стекала грязь. Сквозь полуприкрытые веки мерцал отраженный невидящими глазами свет.
Глазами Меллии.
Я снова оказался в стерильной комнате.
Карг сделал отметку в таблице и бросил взгляд на Меллию. Она неестественно сползла на край стула.
Я знал три параметра. Оставалось еще три. Рука карга шевельнулась.
— Подожди, — сказал я, — Для нее это слишком. Чего ты добиваешься? Хочешь убить ее?