Берег динозавров [Империум. Берег динозавров. Всемирный пройдоха]
Шрифт:
Я назвал ей номер комнаты, где около десяти лет назад жил Максони и она, пыхтя и переваливаясь с ноги на ногу, пошла показывать нам дорогу. На лестнице было столько мусора и пылу, что я готов был поклясться, что записи Максони вполне могли сохраниться здесь. Когда мы остановились у двери № 12, хозяйка сказала:
— Сейчас здесь проживает жилец, но сейчас он на работе.
— Так, может быть, мы подождем его, — начал я, но квартирная хозяйка перебила меня, пренебрежительно махнув рукой. Она пустилась в рассуждения о неблагодарности
Она впустила нас в комнату: — Вот!
Мы увидели убогую и грязную каморку с кроватью, застеленной грязным одеялом, с разбитым зеркалом, сломанным стулом, столом и батареей пустых винных бутылок на окне и полу.
— Мы хотели бы войти и побыть здесь некоторое время, чтобы пообщаться с духом нашего умершего предка, — сказал я.
Брови мадам поползли вверх:
— Но ведь в комнате живут!
— Мы не будем ничего трогать, только посмотрим. Неужели вы не понимаете наши чувства? — всхлипнула Оливия.
— Ну хорошо, хорошо, — мадам выжидающе посмотрела на меня. Я вытащил деньги — сто лир и мадам просияла:
— Я понимаю, сеньор, вы и ваша сестра, вы хотите побыть наедине с духом вашего родственника. Еще сто лир и вы можете общаться с каким хотите духом.
Я молча протянул деньги и она, взяв их, молча пошла прочь.
Мы молчали и хозяйка, дойдя до лестницы обернулась:
— Мне бы не хотелось вас торопить, но постарайтесь окончить ваши общения, скажем, через два часа. Мой жилец может прийти на обед домой и, думаю, ему не очень понравится, когда увидит в своей комнате чужих людей.
Полчаса спустя, после безуспешных поисков Оливия, устало опустившись на колченогий табурет, произнесла:
— С самого начала мне было ясно, что это бесполезно. Давай уйдем отсюда.
— Мы обыскали все вероятные места, — кивнул я, стряхивая пыль с рук, — но ведь могут быть еще и тайники.
— Это пустая трата времени, Брайан. Этот человек был простым бедным студентом, а не конспиратором. Зачем ему было устраивать в своей комнате какие-то тайники?
— Не знаю… А, может быть, есть такие мелочи, которые он мог просто уронить, потерять… допустим, лист бумаги вполне мог застрять в углу ящика стола, например.
— Где? Мы перерыли все ящики и… — она вдруг остановилась на полуслове.
Мы одновременно посмотрели на огражденный радиатор под окном. Отодвинув батарею бутылок и груду окурков, и, открепив болтающиеся на двух ржавых болтах ограждение радиатора, мы увидели использованные билеты, бечевки, шпильки для волос, окурки и какие-то листочки бумаги.
Оливия, став на колени, выгребла смятые меню какого-то ресторанчика, обрывок пожелтевшего листка с цифрами, конверт с маркой, адресованный некоему Марио Пинотти, две открытки с видами на города и листок, совершенно чистый с обеих сторон.
— Это была хорошая идея, — пожал я плечами, — но очень жаль, что
— Брайан! Посмотри, — Оливия стояла у окна, разглядывая чистый листок бумаги на свету. — Чернила выцвели, но кое-что можно еще разобрать.
Я подошел и взял бумагу из ее рук.
Да, едва заметные знаки были различимы. Я с великим трудом смог разобрать следующее:
«Институт Галилея. Среда. 7 июня…»
Г-ммм. Это интересно, — отмстил я. — Какой же это год?
— Я знаю простую формулу, как определить дату, — произнесла Оливия. — Минуточку…
Она задумалась.
— Да! Это было седьмое июня 1871 года, среда. Но это может быть так же и 1899 год, а также 1911…
— О, это уже лучше, чем ничего! — воскликнул я. — Давай быстрее проверим! Институт Галилея? Будем надеяться, что он еще существует.
В институте Галилея нас встретил пожилой мужчина с желтоватыми усами.
— 1871 год. Это было довольно давно, господа, — удивился он нашим поискам. — С тех пор в институте обучалось довольно много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили под его арками…
— Послушайте, сеньор, — прервал я, — мы пришли не просить вас о принятии нас в институт. Все, что нам нужно, это взглянуть на данные о Джулио Максони. Конечно, если ваш архив в таком состоянии, что их нельзя будет отыскать, то вы так и скажите и я сообщу об этом факта в своей статье, которую я сейчас пишу.
— Так сеньор журналист? — поинтересовался он, поправил галстук и быстро что-то спрятал в ящик стола. Что-то издало при этом звенящий звук.
Потом он быстро вышел и вскоре опять появился с объемистым томом в руке, похожим на регистрационную книгу муниципалитета. Он водрузил ее на стол и сказал:
— Вы говорите, Максони?… Какой год? Ага. 1872-й… Так какой Максони вам нужен? Джулио Максони? Тот самый Джулио Максони? — он подозрительно посмотрел на нас.
— Я на всякий случай кивнул.
— Так вам нужен Джулио Максони, выдающийся изобретатель? Изобретатель телеграфного ключа, маслобойки и гальванического элемента?
Я улыбнулся, как ревизор, которому не удалось найти ошибку в проверяемых отчетах.
— Очень хорошо. — кивнул я. Вижу, что у вас здесь в Институте порядок. Позвольте взглянуть.
— Вот, пожалуйста. Он был первоначально зачислен в электротехнический колледж. Тогда он был простым писарем из бедной семьи. Здесь он начинал…
Я перестал обращать внимание на его болтовню. Я перелистывал записи. Здесь тоже был его адрес на улице Карлотти. Здесь же было указано, что во время поступления в Институт ему было двадцать четыре года, сообщалось также, что он был католиком и холост. Да, я вынужден был признать, что этого было очень мало…
— Известно ли, сеньору, где он жил, когда сделал свой гигантский вклад в науку? — обратился я к служителю.