Берег мародеров

Иннес Хэммонд

Я спустился по крутой дороге к самой деревеньке. У покрытого галькой берега стояли машины. Одна из них чуть ли не упиралась багажником в спасательную лодку, к капоту машины была привязана низка макрели. Напротив машин, на куске старого рангоута, приспособленного под скамейку, сидели и курили рыбаки. Я прошагал к пивной. Внутри было темно, дым стоял коромыслом, висела теплая духота, которая часто нравится людям, работающим на открытом воздухе. На стене висела картина с изображением деревни. Позже я узнал, что она написана местным художником, но что-то в ней было не

так. Я не сразу взял в толк, что же именно: деревня на полотне подавляла лодки. Будь автором картины я, она бы у меня вся пропахла рыбой.

Заказав пинту горького, я подсел к громадному мужчине в рыбацкой фуфайке. Куцая бородка еще больше подчеркивала его сходство со славянином, подкрепляя впечатление, которое создавали высокие скулы и небольшой нос. Собравшиеся о чем-то горячо спорили. Я несколько раз уловил слово «бисквит». Один старый рыбак сердито стучал по столу, но я никак не мог уразуметь, о чем спорит весь зал, и поэтому обратился с вопросом к бородачу.

– А-а,– ответил он,– они побились с ним об заклад на пять шиллингов, что он не съест дюжину бисквитных пирожных в один присест. Да вы ведь знаете, это старая игра. Казалось бы, чего там трудного, а съедите штуки четыре, и во рту у вас так пересохнет, что и глотать не сможете.

– Говорю вам, это проще простого! – заревел старик, и все понимающе засмеялись.

Тут в пивную вошел парень в рабочих брюках из из хлопчатобумажной саржи. Его парусиновые туфли на резиновой подошве промокли насквозь, волосы курчавились от воды, Он прошел в угол, где двое тянули пиво из стеклянных пинтовых кружек.

– Ну что? – спросили они.

Юноша бросил на стол телеграмму.

– Боюсь, завтра вам придется обойтись без меня,– сказал он.– Мне надо на корабль в Девонпорт. Уезжаю прямо сейчас.

Их беседа потонула во внезапной волне общего разговора.

– Целый день одно и то же,– сказал старик, собиравшийся есть пирожные,– Гости уезжают, и даже кое-кого из наших парней призвали в резерв ВМС.

– Видели, как по Каналу шел флот? – спросил кто-то.

– Корабли проходили целый день, богом клянусь,– сказал молодой круглолицый рыбак.– Я видел их со своей лодки. Идут и идут, целый день, верно, мистер Морган? – обратился он к чиновнику береговой охраны, который сидел и курил, привалившись спиной к стойке и сдвинув на затылок шляпу с белыми полями. Охранник кивнул.

– Верно, Джим, целый день.

– А ты видел, сколько их было, Джо?

– Я не считал,– спокойно, но твердо ответил Морган.

Война вторглась в дружелюбный уют бара. Мужчины постарше принялись болтать о прошлой войне. Мой сосед сказал:

– Я насчитал больше пятидесяти. Они приведут Италию в чувство, как пить дать.

Я почувствовал какую-то досаду оттого, что разговор о войне ворвался даже в теплое уединение бара.

– К черту войну,– сказал я.– Я пытаюсь насладиться отпуском.

– А чем плоха война? – спросил мой сосед, и в его глазах заиграли огоньки.– Война поможет нам перезимовать. Нам либо на войну идти, либо наниматься на пароходы.

Я взглянул на него. За смешинками в его глазах

таилась серьезность.

– Да...– сказал я.– Должно быть, кризис вас здорово ударил – два года подряд и в самый разгар сезона отпусков.

– Ну, в прошлом году было еще ничего. Он пришел позже.– В его голосе слышался легкий ирландский акцент, но совершенно не было местного. Он допил свое пиво и продолжал:– Впрочем, даже тогда мне удалось сделать шесть рейсов. В этом году будет хуже. В наши дни на рыбе не больно-то заработаешь – на зиму, во всяком случае, не хватит. А правительство совсем не помогает, сэр, хотя мы ему ох как нужны, когда дело доходит до войны.

– Разве нельзя рыбачить зимой? – поинтересовался я.

Он пожал плечами.

– Мы выходим в море при первой возможности, но чаще всего оно слишком бурное. Да и потом, приходится ведь ладить снасть.

У нас тут по двести плетеных ловушек на лодку, да еще сети... А рыба уже не та, что прежде. Она уходит в другие места. Что-то такое с Гольфстримом. Рыбалка – отмирающий промысел, верьте моему слову, сэр. Нас, рыбаков, на этих берегах осталось всего тыщи три.

– Да,– согласился я,– знаю. Вон в Маллионе, к примеру, все молодые мужчины отправляются работать в города.

– Да, но здесь вы этого не встретите. Мы не боимся работы, да и молодняк наш тоже. Летом в пять утра мы уже в море, ставим ловушки. Потом возвращаешься с рыбалки и до вечера вывозишь в море отдыхающих. Иногда по три группы на дню. Это сколько же часов работы в сутки получается?

Я кивнул и заказал два пива. Сосед мой вытащил кисет, скатал самокрутку.

– Хотите? – предложил он. Мы закурили и какое-то время молча тянули пиво. Это позволило мне рассмотреть его получше. Человек необыкновенной физической силы, он был выше шести футов, широк в плечах, с мощной грудью. Портрет довершала борода. Копна темно-каштановых волос и славянские черты делали его похожим на заправского корсара.

Его взгляд встретился с моим.

– По-вашему, мне не хватает только золотых серег в ушах? – вдруг сказал он. Мне стало страшно неловко, но тут я увидел насмешливые искорки у него в глазах и, не выдержав, рассмеялся.

– Знаете,– признался я,– как раз эта мысль и пришла мне на ум.

– Вы, наверное, помните, что часть кораблей Армады разбилась именно у этих берегов. Во многих из нас течет испанская кровь. Есть и ирландская. В пору расцвета рыбацкого дела сюда приезжали из Ирландии девушки и нанимались упаковщицами,– он повернулся к стойке, бросил на нее флорин. Две половинки по шести.

– Нет-нет,– возразил я,– это за мой счет.

– Ничего подобного,– ответил он.– Уже заказано.

– Вспомните о зиме. Я-то в отпуске, мне все равно, сколько я потрачу.

Он улыбнулся.

– Я угощаю. Мы тут народ весьма независимый. Мы не паразитируем на приезжих, если они нам по душе. Наша независимость – это все, что у нас осталось. У каждого из нас – своя лодка. Вы можете пойти с нами за макрелью, и мы возьмем с вас за это деньги, но если вы нам не понравитесь, никто вас в море не повезет.