Берег мечты
Шрифт:
— Если ты его любишь, то я тебе не помеха, — сказала она. — Между нами всё кончено. Я тоже любила Родолфу, но теперь презираю его!
— А он ничего другого и не заслуживает, кроме презрения, — согласилась с ней Женезия и добавила, к большому изумлению Селминьи: — А тебя я уважаю! Ты сумела побороть в себе порок и встать на правильный путь. В отличие от моей сестры, которая, наоборот, ушла в бордель. Я уважаю тебя ещё и за то, что ты ходишь в церковь. Молись, и Господь воздаст тебе по заслугам. Я уверена, впереди у тебя будет достойная, хорошая жизнь!
Селминья поблагодарила её, но посетовала
— К сожалению, не все такие, как ты, — сказала она. — Большинство людей шарахается от меня как от прокажённой. Никто не хочет брать на работу бывшую проститутку.
Она сказала это просто так, не надеюсь на помощь Женезии, а та вдруг предложила ей:
— Пойдем со мной, я порекомендую тебя отцу и Алфеу, ты будешь работать в нашем магазине вместо Сокорру. По-моему, это справедливо: она ушла туда, оттуда вырвалась ты, поэтому тебе как раз и следует занять её место.
Деодату и Алфеу согласились с предложением Женезии. После того позора, который им довелось пережить из-за Сокорру, их уже не могло смутить прошлое Селминьи. Наоборот, они отнеслись к ней с таким уважением, как и Женезия.
Селминья стала работать в магазине вместе с Алфеу, а Женезия объявила отцу о своём решении уйти в монастырь.
Деодату взмолился:
— Дочка, пожалей меня! Я потерял мою дорогую Эпифанию, потерял Сокорру, а теперь ещё и ты хочешь меня покинуть? Я этого не переживу.
— Переживёшь, папа. Я буду о тебе молиться, мы будем иногда видеться. Я же не оставляю тебя здесь в одиночестве! С тобой остаётся Жудите и Пасока, да и Алфеу пока живёт в нашем доме. Может, потом он женится и уйдёт от нас, но и ты к тому времени можешь жениться, я этого не исключаю. Жудите — хорошая женщина, она сумеет о тебе позаботиться.
О возможной женитьбе отца Женезия сказала без укора, хотя прежде не раз упрекала его в том, что он слишком много времени проводил с Жудите и её сыном. Даже возил их на своей машине в Салвадор, где Пасока проходил тестирование в школе для особо одарённых детей. Деодату и в самом деле привязался к мальчику, а ещё больше – к его маме, которая была женщиной доброй, рассудительной и всегда находила нужные слова, чтобы утешить и приободрить овдовевшего хозяина. Она ведь и сама была вдовой, поэтому ей были понятны страдания Деодату. На этой почве они, собственно, и сблизились, а потом между ними возникла привязанность иного рода, о которой они пока не решались говорить друг другу. Женезия была первой, кто отважился заговорить об этом вслух, и Деодату смутился.
— Ты должна думать не о моей женитьбе, а о своём замужестве, — сказал он. — Тебя любит Эзекиел. По-моему, он неплохой парень, и ты уже могла убедиться в серьёзности его намерений.
— Я не верю ему. Он хочет жениться на мне только из-за денег, — ответила Женезия. – Эзекиел такой же, как Родолфу, только по хитрее. Нет, я больше не попадусь на эту удочку! Я лучше уйду в монастырь, чтобы никого из них не видеть.
Женезия не считала нужным скрывать, что Эзекиел в значительной степени повлиял на её решение уйти в монастырь. Именно в нём, Эзекиеле, она усматривала искушение, перед которым было трудно устоять в мирской жизни. На самом деле Женезия боялась не столько искушения,
Он всё-таки поквитался с Родолфу за карточным столом – снова сорвал банк, после чего пришёл к Женезии нарядно одетым и вручил ей деньги.
— Я полагаю, именно такую сумму выманил у тебя прохвост Родолфу, — сказал он. – А я выиграл у него эти деньги и возвращаю их тебе!
— Что значит выиграл? Причём тут ты? — не поняла Женезия. — Я дала деньги Родолфу, а не тебе. Он говорил, что обязан вернуть кому-то очень важный долг.
— Карточный долг, — уточнил Эзекиел. — Об этом Родолфу наверняка умолчал, иначе бы ты его не пожалела. Он проиграл мне эти деньги в прошлый раз, потом взял их у тебя и отдал Розе Палмейрау. А я снова их выиграл! Бери, они твои!
— Теперь я совсем запуталась, ничего не понимаю, — сказала Женезия. – Родолфу меня подло надул, тут всё ясно. А ты хочешь отдать мне деньги вместо него?
— Да!
— Но почему? Вы с ним друзья? Ты хочешь выручить друга?
— Да никакой он мне не друг, он, подонок! Я хочу выручить тебя, — пояснил Эзекиел. – Ты же пострадала незаслуженно, а я восстановил справедливость: отобрал у него твои деньги в честной игре и принёс их тебе. Теперь ты всё поняла?
— Я не понимаю, зачем тебе это нужно. Ты хочешь втереться ко мне в доверие, чтобы потом ограбить меня по круче Родолфу?
— Ни в коем случае! – воскликнул Эзекиел. — Я пришёл к тебе с самыми добрыми намерениями. Помнишь, ты упала в обморок, и я принёс тебе домой на руках? Так вот, с той поры мне нет покоя. Я только о тебе и думаю. Ты такая красивая, такая привлекательная…
— Всё, хватит! — резко прервала его Женезия. – Ты ничем не лучше Родолфу. Он тоже убаюкивал меня сладкими речами… Вы оба игроки, оба погрязли в грехе! А я с тех пор поумнела и больше не попадусь на эту удочку! Убирайся прочь со своими деньгами!
— Это не мои деньги, они принадлежат к тебе.
— Нет, убери их! Никто не купит меня за тридцать сребреников! — закричала на весь дом Женезия, и Эзекиел вынужден был ей повиноваться.
В отличие от неё Деодату высоко оценил благородный поступок Эзекиела, не усмотрев никакого подвоха в его поведении.
— Парень хотел противопоставить себя мошеннику Родолфу. Что же в этом плохого? Ты присмотрись к нему, может, он и правда тебя любит, — советовал дочери Деодату, а она отвечала, что все мужчины подлецы и от них нужно бежать в монастырь.
Эзекиел, тем не менее, продолжал добиваться её расположения. Каждый день он встречал Женезию у церкви после утренней молитвы и провожал до дома или до магазина, не уставая повторять, что любит её и хочет на ней жениться. То же самое он сказал и Деодату, официально попросив у него благословения на брак с Женезией.
— Я буду только рад этому, — ответил Деодату, — но сначала ты должен уговорить мою дочь.
Женезии всё труднее становилось выдерживать натиск Эзекиела, и однажды она поняла, что спасти её от замужества может только монастырь.