Берег скифской мечты. Том 1. В тени затмения
Шрифт:
– Смотрите, вон еще корабль идет к Херсонесу, а эти передумали, видно, причалят здесь. Мчись предупредить Палака*, (в то время войско скифского царя держало Херсонес в осаде), – приказывает старший дозорный своему товарищу, моложе его по возрасту, у которого самый быстрый конь из всех, что запряжены и стоят у ворот башни. – Лети быстрее молнии!
«Tempori parce»* – отбивают копыта под всадником.
И тот спешит на юго-запад, где главные ворота уже открыты, пропуская скифа прямо на развилку дорог. То и дело, пришпоривая коня, он бешено скачет по тракту, ведущему в Херсонес.
Тем временем тревожная музыка, извлекаемая из старинных костяных труб, собирает жителей Птэхрама; сигнальные огни и дым костров на холме у сторожевой башни на берегу моря замечены в Бозайране, Достайри, Акриволофосе*
Кровные силы
В последний раз – опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский
Пир сзывает варварская лира!
Александр Блок
Скиф мчится в сторону греческого полиса, он не подозревает, что там, за тополями несколько пар глаз следят за ним из поросли серебристого лоха и камыша, как и не знает того, что почти по всей дороге, ведущей в Херсонес, небольшие вражеские отряды сидят в засаде. Они готовы соединиться с пешими и конными воинами, прибывшими из Синопы. И, разумеется, он не может видеть, как происходит неожиданная перемена во взгляде двух темных глаз, особенно внимательно рассматривающих большую медную бляху с изображением волка в прыжке, прикрывающую значительную часть живота и груди воина, и эти глаза, кажется, что-то вспомнили и внезапно переиначивают решение. Пристальная пара определенно задумывает изменить ход событий – спасти всадника. Атакующий еще не знает точно, что он будет делать в следующий миг, но начинает выступление в тот самый момент, как слышит движение в соседних зарослях, он опережает на миг других греческих воинов, поднимая руку вверх, как бы приказывая подождать; при этом каждый его шаг сейчас взвешивается на вселенских весах справедливости. Когда оба всадника сближаются, и взгляды их пересекаются, одни и те же мысли поражают обоих: «Не может быть, но так и есть! Неужели это он?». «Брат…» – решает сармат, «Свой, брат…» – отмечает скиф. Сармат и сколот, непредсказуемо встретившиеся на боевом перекрестке, были братьями после обряда кровного побратимства, заключенного ранее в степях Борисфена. Много лет назад они в одном отряде, бок о бок, бились с общим врагом. Обычай обязывал одного спасти другого даже ценой своей жизни.
– Тикай, Нап, сверни в поля на другую дорогу! В объезд прорвешься! Я задержу их, – только и успел крикнуть сармат, готовя меч к бою с греческими воинами – соратниками, (древние обычаи сильнее политических распрей), которые пришли в короткое замешательство от такого поворота событий, но, опомнившись, сошлись, чтобы повергнуть предателя в неравной схватке.
– Я отомщу тебя, Мадий, – последнее, что слышит сармат, отдаваясь в полную власть вселенского рока.
Здесь нужно небольшое пояснение относительности неоднородности войск, выступавших на стороне Херсонеса, в которых кроме эллинов были наемные отряды фракийцев, сармат, понтийских солдат.
А в это время скифское население Птэхрама и его окрестностей спешно готовится к битве с опасным и сильным врагом. Послали гонца за помощью в столицу скифской Тавриды – Новый город. Но это было напрасно, навстречу ему из Неаполиса уже мчится посланец, который везет горькие вести – «Внезапно опасный недуг сразил царя скифского Скилура*». В ответственный момент он не смог самостоятельно вскочить на своего коня, как это бывало раньше, без него царская конница бьется с неприятелем в окрестностях Неаполиса. На воинов главного города возлагали большие и неоправданные надежды. Скифам с трудом пока удается отбивать Неаполь от вражеского нашествия, но мира вокруг нет – во многих пригородных селениях и по дорогам, ведущим в Пантикапей и Феодосию видны отряды фракийских и греческих воинов. Неполная сотня хорошо вооруженных конных, все, что смог направить Новый город в помощь собратьям. Старший сын Скилура – Палак горит в новых столкновениях с греками у стен Херсонеса. Помощи ждать неоткуда и не стоит. Быстро минули времена спокойствия для Северо-Западного Побережья, и короткие годы процветания скифов в Тавриде, когда молодой и энергичный Скилур, унаследовавший трон от отца –
– Nihil dat fortuna mancipio*, – сказал мудрец, и он был прав.
– Наши на помощь не придут, – молвил старый воин. – Все наши – это мы и есть: воины бывшей хоры, жители Птэхрама, Бозайрана, Достойри и их окрестностей.
– Нам надо остановить неприятеля до того, как он ударит в спину Палаку. Вставай, буйное, воинственное племя рядом с духами предков!
Не для мирных переговоров прибыли корабли, направленные понтийским царем Митридатом шестым Евпатором* по просьбе жителей греческого полиса.
Сущность человека стихийна, и история борьбы элит за господство изобилует войнами. Понтийские воины направлялись на помощь Херсонесу, жители которого предпочли попасть в зависимость к царю Митридату шестому, стремившемуся укрепить свои позиции на Северном побережье. Клубок проблем скифо-греческих взаимоотношений стал столь запутанным, что потребовалось вмешательство третьей силы, чтобы разрешить его. Его войско под предводительством Диофанта*, который будучи не только проницательным стратегом, но и тактиком в последний момент меняет курс большей части своих кораблей и пытается высадиться на берег между Херсонесом и Керкинитидой*, к берегам, поблизости к которым стоит дозорная башня Птэхрама. Маневр его удается, не зря он слывет талантливым воеводой и отмечен наградами самим грозным царем Митридатом VI. Расчет оказывается точным – войско Палака не может быстро в полном составе прибыть к новому месту сражения, большая часть скифских воинов продолжает вынужденные бои под Херсонесом, отбивая усиливающиеся атаки херсонеситов. Тимей, верный шкипер Диофанта, уже должен быть там, в главном городе полиса, с посланием жителям полиса, в котором великий воин требует от них выйти за стены города с оружием в руках, оттянув к осажденному селению как можно больше конных и пеших Палака. И уже в начале сражения понтийский стратег получит из рук Тимея ответную скиталу, в которой архонты* города заверяют его в точном исполнении приказаний Диофанта.
Битва
Гей вы! Слушайте, вольные волки!
Повинуйтесь жданному кличу!
У коней развиваются челки,
Мы опять летим на добычу.
В. Я. Брюсов
Чернеет горизонт со стороны понта Эвксинского. В ответ темным силам ширь степи перегородили пиками скифские воины. Закрыли не столько оружием, сколько силой своего духа. Вместе с тучами ржавого марева наступает вражеская пехота, а над ней черный дождь смертоносных стрел и копий стремительно приближается к самому центру скифских шеренг. По краям с лютым остервенением готова ударить греческая конница. Смуглые, синеглазые степные воины в серых кольчугах и островерхих красных шапках или литых металлических шлемах, как великий богатырь своей грудью защищают родную степь.
Олгасий и Бальза друзья-побратимы, первый – из селения Бозайран, другой – из Птэхрама, как некогда Амизок и Дандамис*, готовы жертвовать собой для спасения друга; они молоды, но это их не первое серьезное сражение. Во дворах Птэхрама среди сборов и прощания не заметно слез, жены крепко обнимают своих мужей, желая победы, дети помогают налаживать конскую сбрую, в суматохе кто-то потерял свой дротик, который отдают сотнику пеших, высокому, плотному мужу, в воинской выправке которого чувствуется опыт и уверенность. Он следит строгим взглядом, все ли вверенные ему люди с мечами и щитами. Закаленный в сражениях воин скупо улыбается в тонкие, загнутые кверху усы, заметив на поясе одного из скифов, деревянный горит*в форме оленя, украшенный орнаментом, который изображал охотящихся волков на рогатых животных с подогнутыми ногами.
– Где ты его достал? – обращается он к старику, ставшему в воинские ряды. – Не иначе, как в прошлом веке?
Старый скиф не обращает внимания на грубую шутку, он потомственный лучник, и горит с особым стрелами и луком достался ему от предков, побывавших в грозных сражениях. Окинув орлиным взором ряды, военный начальник убеждается, что у каждого в левой руке блестит прямоугольный щит из кожи, расшитый железными пластинами, правая – надежно сжимает акинак, ксифос* или копье, на поясе у многих прикреплены секиры. Издревле скифы славятся мастерством в обработке металла.*