Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Что их связывает?
Смотря на нее, горло вяжет от страха, что не все так просто. Учитывая, что Поль изначально искал встречи именно с ней, — мой страх оправдан. Зачем? Если в итоге и без ее помощи сумел достать материалы.
— Теперь, ты должен понять, почему мне здесь не место, Сан. Я приехала, исправила нашу ошибку, и хочу уехать домой. Я рада, что заблуждалась о причинах, почему оказалась в твоем доме. Но надо было сразу сказать, что вся проблема в прессе и скандале. Я ведь не знаю о том, как у вас к этому относятся. Мы попали в сложную ситуацию, и нам, слава богу, кажется, удалось из нее
Вера заглядывает в мои глаза, очевидно, намекая на вчерашний поцелуй и мои слова. Рад видеть, что ей не безразлично, но задевает то, как она сбегает опять.
Ошибка… Это слово настолько режет слух, что я обращаюсь в камень. Злость и разочарование готовы выплеснуться наружу в любую секунду. Ошибка? Серьезно? Какой прелестный эпитет в исполнении женщины, без которой, я, кажется, перестал находить смысл в отношениях. Ирония в том, что когда мы смотрим друг другу в глаза, я вижу иное.
— Сан-ши. Рули давай. Время. Надо успеть до полудня, — Джеха неожиданно разбивает весь момент откровенности.
Вера сразу поднимается, и выходит из рубки. Она сбегает, только бы не услышать моего ответа на ее слова. А он прост — я не жалею ни о чем. Ни о ночи в Париже, ни о словах в суде, ни о проведенном времени вместе сейчас. И тем более, я не стану в этот раз извиняться за то, что поцеловал ее. Ведь четко ощутил, как она ответила. Хоть и на секунду, на один миг, но Вера поддалась снова, и продолжает это делать.
Наш разговор висит в воздухе не законченным. Имо это хорошо видит, и все чаще бросает встревоженный взгляд в мою сторону. Она замечает состояние Веры, и более не пытается разговорить ее. Не трогает, а только наблюдает за тем, как Ханна и Вера общаются без слов. На ее нежном лице проступает улыбка, и я счастлив, что причиной тому — моя дочь.
Подобное надолго отпечатается в памяти. Останется там, как напоминание, что все было не зря, и что всему есть причина.
Раскинув новые сети, мы возвращаемся обратно еще до обеда. Море спокойное, но действует на нервы. Во мне кипит негодование, бурлит так явно, как в памяти звучат слова Веры. Я веду лодку обратно к причалу с мыслью, что попал в тупик. Все, что мог, уже сделал. Хотел воспользоваться ситуацией, понять эту женщину, но выходит, запутался только хуже.
Она снова ускользает от меня.
В день, когда узнал, что Вера замужем, хотел только одного — разобраться, не обидеть и поступить правильно. Узнав, что ее муж разбился, ощущал горечь, и понимал, что наша связь очевидна, но она жестока и неправильна по отношению к другому человеку. Я не желал становиться причиной угрызений совести, или ошибкой. Это унизительно, чудовищно, и точно, не входило в мои планы. Потому отказался, и попытался вырвать ее из мыслей, как только мы попрощались.
Что же случилось потом? Мягко торможу у причала и заглушаю мотор. За спиной слышен смех Ханны. Он привычный, приносит тепло, и рождает улыбку и на моем лице. Однако же, ему вторит другой — насыщенный и звонкий голос Веры. Она тоже смеется.
Вот, что случилось потом.
Я поворачиваюсь, осматриваю палубу, и цепляюсь взглядом за улыбку на лице Веры. Ее волосы отросли за эти месяцы, но она не изменилась. На ней не вечернее платье, а моя ветровка. Она не промокла под дождем, а наоборот
Это и есть причина, почему я пожелал украсть ее хотя бы на одну ночь. Я хотел стереть боль с лица женщины, в которую влюбился без памяти. Хотел заставить ее забыться, и просто хотел. Так и есть. А главное, это доказывают все мои поступки. Я рос в обществе, где женщины охраняют свою репутацию, где семьи строго следят за избранниками своих детей, где любой поступок может поставить под сомнения моральные качества человека. Мы не понимаем иностранцев, а они не могут порой понять нас.
Но я влюбился в самую непонятную иностранку. Ирония в действии.
Весь обед Джеха с настороженностью бросает взгляды на Веру. Видимо он получил подробности про ее отца от нашей разведки. Как только Имо уводит женщин и Ханну в дом, Джеха подтверждает догадки. Он садится рядом, наливает себе соджу и кладет передо мной конверт.
Наши парни работают хорошо. Сутки не успели пройти, а все у нас на руках.
— Платини и Преображенский в явном сговоре, — тихо бросает Джеха, а выпив, садится ровнее. — Мы не знаем, какую роль в их сделке играет Вера, но ясно, что он внедрил ее в окружение Попова, с той же целью, что и Платини своего сына. И это еще не все.
Я вскидываю взгляд от новых фото из наружного видео наблюдения у Лувра, а Джеха наклоняется ближе и шепчет:
— Сару удалось поймать.
— Где? — задаю вопрос глухо и со злостью.
— В Лондоне, как я и предполагал. Наши ее взяли при передаче британцам пленок с переговоров атташе. С борта, Сан. Это она помогла Платини вывести из строя самолет. Хотела замести следы, а Платини питал надежды прикончить Ким Дже Сопа, тем самым инициировав расторжение контракта по острову.
Джеха умолкает. Его взгляд становится острым, но он его прячет тут же.
— Что? Говори, — нетерпеливо настаиваю.
— Это Сара рассказала Вере, что ты летчик. Знаю, ты догадывался и так, но… В общем, причины мы с тобой расценили не правильно. Это не женская ревность, Сан. Все куда сложнее. Преображенский с самого начала следил за дочерью. После возвращения Поля, и перед самой его смертью, отец Веры примчался в Париж. Платини естественно указал ему на человека, приближенного к нам. С самого начала, все, что делала Сара, чтобы навредить Вере, и вам… В общем, она ясно дала понять, что действовала по просьбе Преображенского. Ему не понравилась ваша связь с Верой. Более того… Только не кипятись. Хорошо?
— Джеха, — предупреждаю и качаю головой, что не намерен терпеть многозначительные паузы.
— Я разузнал про ее мужа.
Сделав глубокий вдох, жду. Нет смысла пенять на что-то. Я подозревал, что Джеха так и поступит.
— Он лежит в реабилитационном центре в Киеве. Действительно в очень сложном положении, но он не безнадежен.
— Она не могла наврать о таком, — я ощетиниваюсь тут же.
— Потому что солгали ей, Сан, — тихо и явно устыдившись, отвечает друг.
Его слова вызывают ступор. Это чудовищно. Если мои догадки верны, то поступок ее отца мерзкий и подлый. В памяти всплывает рассказ Веры об отце, а к горлу подступает горечь. Немыслимая бесчеловечность.