Берег Живых. Наследники Императора
Шрифт:
В ту ночь жрица снова сидела рядом и пела. В какой-то момент она тихонько отложила лиру, хотя и не прервала песнь. Хэфер не шевелился, стараясь не выдать себя даже изменившимся дыханием, и наблюдал за ней сквозь приоткрытые ресницы. Он с трудом различал в темноте её движения, поэтому можно было не беспокоиться, что она, в свой черёд, способна увидеть едва уловимую дрожь его век.
Женщина склонилась над ним, опираясь на руку, и отвела пряди волос с его лица, а потом застыла, точно любуясь, что, конечно, едва ли было возможно во мраке настолько глубоком. Кожей Хэфер чувствовал её дыхание – словно дуновение лёгкого бриза касалось его вместе с тихой песнью.
– Останься
Жрица приглушённо ахнула от неожиданности и отшатнулась, но он успел осторожно перехватить руку, на которую она опиралась.
– Не уходи, – шёпот Хэфера нарушил шелестящую тишину. – Не бойся меня. Ты знаешь моё имя и имеешь надо мной больше власти, чем я над тобой.
Она молчала, нащупывая свободной рукой оставленную рядом лиру. Царевич зажал её пальцы между своими ладонями, осторожно, как будто держал в руках маленькую пойманную птицу и боялся сломать ей крылья. Жрица служила Ануи Стражу Порога, но сейчас на ней не было традиционных перчаток из плотного льна, которые мешали бы ей перебирать струны. Её касание было совершенно живым, вопреки народной молве о мастерах-бальзамировщиках. Вот только сейчас она очень волновалась, и её рука похолодела.
Хэфер поднёс её ладонь к губам и нежно поцеловал.
– Благодарю, что не оставила меня и вывела оттуда, где я был оставлен. Я никогда не забуду тебя.
Жрица коротко вздохнула и осторожно попыталась высвободиться. Хэфер удержал её.
– Ты ведь не вернёшься ко мне больше, да? – спросил он печально. – Огонь жизни разгорается во мне всё ярче, и значит, как сказал Верховный Жрец, в твоей путеводной музыке больше не будет нужды… Но она нужна мне. И я хочу узнать тебя, кем бы ты ни была.
Женщина снова попыталась высвободиться, и на этот раз он уже не посмел удержать её. Одежды жрицы прошелестели, когда она быстро поднялась и направилась куда-то во тьму.
– Я буду так рад, если ты всё же вернёшься, – проговорил он ей вслед.
Дверь скрипнула, пропуская внутрь немного тусклого света из коридора – этого было недостаточно, чтобы разглядеть что-то, кроме силуэта в тёмных одеждах. Жрица выскользнула из комнаты, оставив царевича в одиночестве.
Со вздохом Хэфер откинулся на ложе и провёл ладонью по покрывалу, ещё хранившему тепло там, где сидела жрица. Его фантазия рисовала рэмейскую деву, загадочную и прекрасную, хотя она вполне могла оказаться и пожилой дамой, умудрённой годами и тайнами своего искусства. Как бы там ни было, Хэфер чувствовал необъяснимое родство с таинственной жрицей. При мыслях о ней его охватывало странное томление, мало общего имевшее с влечением к женщинам, которое было ведомо ему прежде.
Ренэф торжествовал. Наконец-то отец соизволил призвать его! Сердце царевича билось яростной радостью, когда он направлялся в кабинет отца, чеканя шаг. Перед ним почтительно расступались слуги, не раз испытывавшие на себе непостоянство его характера. Царевич позволил себе несколько приветственных кивков, настолько хорошим было его настроение. «Я восстановлю честь императорской семьи, покажу прихвостням фейских отродий их место, – с воодушевлением думал молодой рэмеи. – Хэфер будет отомщён».
Ренэф очень надеялся, что ему удастся найти и вернуть останки брата. Для него это стало делом чести, которое нужно было осуществить любой ценой. Смерть Хэфера не обрадовала его, но он и не горевал – так уж сложились отношения между братьями. А вот сама мысль о предательском
Один из отцовских слуг с поклоном пропустил юношу в покои. Ренэф прошёл в кабинет, удостоив коротким взглядом лишь Восьмерых Стражей. Ануират были неким вечным атрибутом Владыки, вроде Двойного Венца или Жезла и Плети Ваэссира. Царевич привык к этим безликим фигурам в золотистых доспехах с детства и только сейчас стал задумываться о том, что и ему однажды придётся выбрать себе Стражей. Разум услужливо подкинул легенду об этих существах, которые служили трону со времён первого Эмхет и были уже не вполне рэмеи.
«Ваэссир, первый из Эмхет, божественный Владыка Таур-Дуат, спустился на землю, чтобы навсегда остаться среди тех, кого он любил и защищал. Для того пришлось ему прервать своё существование, дарованное Амном народу нэферу, и претерпеть Великое Преображение, ибо Закон не позволял могучим обитателям иных планов бытия вторгаться на план земной, дабы не внести разрушения в Ткань Мироздания.
Сама земля Таур-Дуат пела в золотом сиянии Ладьи Амна, когда Владыка Ваэссир Эмхет сошёл на неё, чтобы мудро и справедливо править возлюбленным своим народом рэмеи. Но после Великого Преображения Ваэссир стал более уязвим для своих врагов, коих было, увы, немало.
Тогда отец его, Ануи, Владыка и Защитник Мёртвых, призвал самых верных своих жрецов и говорил с ними о таинствах перерождения. После Он вложил в них искру своего божественного естества, дав их плоти силу, в которой каждый из них превосходил рэмеи, человека или эльфа. Как воины, они не знали себе равных. Клинки и даже колдовство уязвляли их плоть куда слабее, чем у других живущих. Нарекли их Ануират, Отмеченные Ануи, и помимо привычного лика имели они лик, отражавший Силу их Божества. Говорят, что и души их были изменены печатью Стража Порога, но эту тайну Ануират хранили надёжнее всех прочих.
Первые Ануират пришли к Ваэссиру, и склонились перед Ним, и молвили, что Бог обязал их охранять Владыку при жизни и после смерти. Ваэссир выбрал из них Восемь – по числу божественной тайны гармонии и вечности, и стали они Его стражами, Живыми Клинками Ануи. А когда пришло время Ваэссиру переродиться в следующем своём потомке, были выбраны новые Живые Клинки. И так было для каждого следующего Владыки Таур-Дуат. Прежние стражи уходили вместе с умершим и охраняли его последнюю обитель, как охраняли самого Владыку при жизни. Таким образом, непосвящённый не мог посягнуть на тайны рода Эмхет и уж тем более – на ритуал призыва Силы Ваэссира, который до лжно было проводить лишь наследнику по праву крови и духа.